Сначала разговор не клеился: Саша смущалась и все время косилась на включенный диктофон. Слова не шли. Все, что приходило на ум, казалось недостаточно глубоким, чтобы войти в историю. Требовались какие-то особые, значимые слова – слова «лучшего фотографа России».
– Что мне говорить?
– Ну, для начала расскажи о себе.
– Что именно о себе? Ничего интересного…
– Ну, родилась, училась…– подсказала Алла.
– Ну, да, родилась. И училась.
– Где?
– Родилась я здесь, в Москве. Закончила среднюю школу, потом поступила в Губкинский институт на факультет…
– А правда, что знаменитый Корбус – это твой родной дед? – нетерпеливо перебила скучное Сашино перечисление Алла.
– Правда.
– Офигеть! Значит, у вас целая фото-династия. И ты, наверное, фоткала еще в памперсах? Признавайся, делала селфи на горшке?
– А вот и нет, – чуть расслабилась Саша. – Я с дедом, то есть с Элемом, познакомилась всего четыре года назад.
– Да? Я в шоке! Это как же так?
– Бабушка развелась с Корбусом сто лет тому назад. И почти сразу же снова вышла замуж. Дед Паша, ну, то есть, бабушкин второй муж, усыновил моего папу. Так что про Элема в нашей семье даже не вспоминали. Да и у него самого потом еще целых три жены было. И детей у него четверо, а внуков сейчас уже шесть.
– Да, могучий мужик.
– А он и правда могучий. Ты его видела?
– Не-а, как-то не пришлось. Погоди, я сейчас его фотку погуглю.
– Я тебе и так скажу. Он такой… мощный. Сейчас, конечно, уже постарел, но в свое время, я представляю, что это было. Ураган!
Алла, тем не менее, открыла поисковик и вскоре уже рассматривала портрет Элема Арсеньевича Корбуса.
– Шикардос! Я бы на такого клюнула. Знаешь, а ты на него похожа. Правда-правда! Вот брови такие же. И глаза. И ямочка на подбородке.
– Да, бабуля говорит, что у меня Корбусова порода. И не только во внешности. Я вообще-то должна была стать экономистом в нефтянке. Папа считал, что это очень перспективная специальность и «поступил» меня в Губкинский.
– Знакомая история: мои родаки тоже хотели запихнуть меня в нашу Тверскую сельхозакадемию. Представляешь меня какой-нибудь дояркой? Офигеть! Но я рванула в Москву и поступила на журфак. Сама, между прочим.
– Круто! А я поддалась, потому что тогда сама не знала, чем хочу заниматься. И три года подряд зубрила всякие там себестоимости, капексы и опексы11. Скука смертная, не мое это.
– А как ты из экономистов стала фотографом? Это Корбус тебя соблазнил?
– Нет, не он. Я же говорю – наследственность.
***
Саша начала снимать на втором курсе института. Сначала, как все чайники, шлепала встроенной камерой смартфона селфи и «цветочки-с-пчелками». Но у нее было какое-то врожденное чувство гармонии – может, действительно, сказывались гены? И даже банальные пчелки выходили у нее интересней и выразительней, чем у тысяч других доморощенных фотографов.
Поворотной точкой судьбы стал неуютный декабрьский вечер. Сашин тогдашний бойфренд Лёшик замерз гулять по улице и предложил зайти куда-нибудь погреться. Рядом оказалась галерея, где, по несомненному промыслу судьбы, проходила выставка фотографий самых именитых мастеров.
Что это была за экспозиция! Она представляла поразительное разнообразие жанров фотографии: репортажи, забавные уличные сценки, пейзажи, портреты, полные аллюзий натюрморты… Как это все отличалось от пошлых картинок, замусоривших смартфоны! И от Сашиных собственных «цветочков-с-пчелками»! Как детская мазня от картин Леонардо и Рафаэля.
Саша бродила от стенда к стенду, восхищаясь, грустя и смеясь. Она надолго застыла перед работами Роберта Капы12, запечатлевшими усталых солдат, чернорабочих войны, чьи жизни были безжалостно перемолоты историей в кровавый фарш. А как Сашка смеялась над неожиданными образами в натюрмортах Чемы Мадоза13. Или над фотошутками страстного собачника Элиотта Эрвитта14.
Ей не понравился фэшн. Даже работы признанных классиков Ричарда Аведона15 и Хельмута Ньютона16 оставили ее равнодушной. Почти равнодушной. Зато чистые краски и фантастические композиции Алекса Вебба17 вызвали взрыв эмоций, сродни эстетическому оргазму.
Лёшик, быстро согревшийся и соскучившийся, предпринял несколько безуспешных попыток вытянуть Сашку с выставки. Но вскоре оставил затею. В конце концов, человеку со смартфоном всегда есть чем себя занять. А Саша в счастливом забвении бродила по залам до самого закрытия. Так случайно она наткнулась на свое призвание.
На деньги, подаренные родителями на День рождения, Александра купила свою первую камеру – мыльницу с неадекватно высокой ценой, принятую по невежеству за крутую профессиональную технику. Сашка не поняла, почему бабуля, интеллигентная женщина, актриса на пенсии, увидев довольную внучку с фотоаппаратом в руках, изрекла загадочную фразу: «И какой кретин утверждал, что генетика – это лженаука?».
Месяц окрыленная Сашка играла с новой игрушкой, снимая все, что попадалось под руку. Побочным результатом явилось то, что к Новому году она рассталась с Лёшиком. Бедняга не сочувствовал новому увлечению, а потому мешал. Сашка выбрала фотографию. Разрыв высвободил массу времени, и Саша записалась на первые в жизни курсы по фотографии, где ей популярно объяснили «чем выдержка отличается от диафрагмы»18. Преподаватель оказался человеком эрудированным, а потому, едва услышав Сашину фамилию, спросил:
– Вы имеете какое-нибудь отношение к Элему Корбусу?
– А кто это?
– Значит, просто однофамилица. Странно, фамилия довольно редкая. Элем Корбус – это известный советский фотограф-портретист.
Естественно, Саша заинтересовалась знаменитым Корбусом. Она порылась в сети, посмотрела портфолио мастера и впечатлилась. Корбус снимал очень круто. Может, не так круто, как, скажем, Эни Лейбовиц19, но все равно здорово. Сделанные им портреты были индивидуальны и часто представляли знаменитостей в непривычных образах, открывали какие-то новые грани личности. Некоторые фотографии были знакомы Сашке, просто она никогда не задумывалась об их авторстве.
И вдруг среди прочих работ Саша увидела ту, от которой защемило в груди. Это был жанровый портрет в черно-белом исполнении. Там, на снимке, в комнате, пронизанной косыми утренними лучами, перед высоким зеркалом стояла юная женщина. Она только что встала с постели – ее растерзанный край виднелся в кадре слева. Отраженное в зеркале лицо светилось счастьем и удовлетворенностью. Женщина собирала в пучок подсвеченные солнцем волосы. На узкие плечи была накинута объемная мужская рубашка – одежда ее ночного любовника. Прозрачная в лучах света ткань не скрывала ни темных сосков, ни треугольника лобковых волос, ни тонкой талии и выпуклых ягодиц. Сцена просто сочилась