Я распаковывала вещи, а Деннис возился с телевизором.
– Пойдем? – предложил он, проверив несколько турнирных таблиц чемпионата по гольфу.
– Эм… – Я подбирала слова. – Ты не хочешь переодеться?
Мы были туристами, но я хотела смешаться с толпой – это было нелегко. Помимо того, что Деннис выглядел как образец американца (высокий, атлетичный, привлекательный блондин), он был одет в черную спортивную футболку и шорты цвета хаки. Шорты, простите за мой французский.
– Мы не хотим выглядеть как американцы… – пробормотала я.
– Мы и есть американцы, – парировал он.
– Может, ты купишь штаны? Розовые узкие брюки, к примеру. Они тут на каждом шагу!
Деннис даже не стал закатывать глаза. Он схватил кошелек и направился к лестнице.
Мы (читай, бабуля) выбрали апартаменты по местоположению. Район был фешенебельным, но очаровательным и находился в центре. Здание находилось в нескольких кварталах от метро, что было бы отлично, если бы станция не закрылась до октября.
– Невероятно удобно, – сказал Деннис, цитируя слова моей матери, которые она повторяла, заказывая апартаменты. Мы смотрели на знак. По лицу Денниса медленно сползала капля пота.
«Трокадеро» была следующей ближайшей станцией – примерно в миле от нас. И вверх по улице. При жаре в почти сорок градусов. Ну что ж, можно будет есть побольше. Девочкам придется с этим смириться, потому что единственная вина, которую я ощущала в Париже, обычно находилась в стеклянной бутылке или в бокале.
В ближайшие два дня мы с Деннисом бродили по раскаленным окрестностям. Мы сходили на кладбище, в несколько музеев, в «Мулен Руж». Мы ели тартар и пили местное вино. Чтобы полюбоваться на белоснежный купол Сакре-Кёр, мы поднялись на тысячу ступенек в тысячеградусную жару с тысячей других туристов.
«Девочкам это точно не понравится», – подумала я, но потом постаралась забыть. Я рассказывала о Париже несколько месяцев подряд. Если нам не будет весело в лучшем городе на земле, что это говорит о нас? Всем бы, черт возьми, понравилось в Париже. Мы обязаны полюбить Париж. Пора было сделать хорошую мину и перестать гуглить все близлежащие курорты, куда мы могли бы сбежать.
В последнюю ночь перед приездом семьи мы с Деннисом ужинали в La Coïncidence, кафе недалеко от нас, тихое, живописное, полное французских голосов. Тарелки были пластиковыми, стаканы – с дятлом Вуди, еда простая, но очень вкусная. Официантка обратилась к нам на очень быстром французском. Мы притворились, что поняли.
Уходя из кафе, мы улыбались, смеялись, в общем, просто веселились. Наконец-то отпуск стал выглядеть как отпуск. Все было как надо.
Но вскоре прилетели девочки. И как понимает абсолютно любой человек на земле, ситуация не улучшается с появлением детей. Иногда все становится хуже.
– Эй, – сказала Пейдж, пройдя через входную дверь.
Она рухнула на диван, старательно показывая, что рада нас видеть.
– Успокойся, – пошутила я.
Пейдж закатила глаза и закрыла их.
– Жарко, – сказала она. – Слишком жарко, чтобы смотреть.
Мы с Деннисом и с родителями обменялись объятиями.
Долетели прекрасно.
Какая чудесная квартира!
Очень жарко.
Джорджия зашла последней, как всегда. Представьте, что каждый раз, когда вы входите в комнату, все с облегчением выдыхают. Вот это типичная Джорджия.
– Вот, – сказала она и пихнула мне в руки записную книжку. – Читай.
Маску для сна из бизнес-класса она сдвинула высоко на лоб, и над ней торчали волосы, как у игрушки-тролля.
– Это твой список? – спросила я, открывая первую страницу.
– Да. Я очень устала.
Джорджия прижалась к бабуле. Хоть моя мама и летела всю ночь с девочками, она не возражала против роли фонарного столба. Она и правда была чудесной женщиной.
Я в этот момент просматривала парижский список Джорджии.
«Посмотреть, – написала она каллиграфическим почерком. – 1. Квартиру Густава Эйфеля. 2. Версаль. 3. Мону Лизу».
Я улыбнулась. Малышка сделала свое домашнее задание, и планка опустилась.
– Это просто фантастика, – сказала я, показывая список Деннису. – Мы можем пойти к Эйфелевой башне прямо сейчас. Смотри! Она видна из окна!
– Нет, спасибо, – сказала Джорджия и отошла от бабули.
Она прошла по паркету и упала на диван рядом с сестрой. Пейдж пихнула ее ногой, а Джорджия подползла ближе и опустила на глаза маску.
– Никакого сна! – закричала я. – Вам что, ночи в самолете не хватило? Давайте! Живенько! Вы в Париже!
– Они всю ночь смотрели телевизор, – сказала бабуля.
– Слушайте, – отозвался мой отец. – Я иду в душ, и потом мы вместе идем гулять. У вас тринадцать минут.
Мы согласились. Точнее, дедуля ушел из комнаты до того, как кто-то успел возразить.
После душа и уговоров девочек встать с дивана мы стащили их по лестнице на улицу Рэйнуар. Мы сразу же погрузились в липкий горячий воздух. Я убрала с шеи влажные завитки волос.
Мы прошли половину квартала, и нам показалось, что воздух изменился – и не из-за погоды. Когда мы все повернулись, мы увидели, что Джорджия отстала на несколько шагов. Она замерла на месте и скорчила гримасу. Я посмотрела на ее ноги. Она наступила в кучу какашек.
– Вот дерьмо, – сказал мой отец с тихим сдержанным смешком.
– Именно оно, – ответил Деннис.
Глаза Джорджии наполнились слезами.
– Джорджи, просто оботри подошву, – сказала я. – Это не так страшно. Очень даже по-парижски! Тут люди не вытирают за своими собаками. Я писала об этом в своей книге! Из этого получится отличная история. Если подумать об этом, это просто идеально!
– Мам, правда, что ли? – спросила Пейдж.
Господи Боже, я пыталась найти что-то хорошее в фекалиях. Клянусь вам, девочки, даже у какашек в Париже есть свое предназначение.
Джорджия продолжила пристально смотреть на меня зелеными глазами. Примерно через шесть минут она сняла опозоренный ботинок и вытерла его о ближайшее здание. Проходящий бизнесмен оглянулся, проверяя, не ошибся ли он и правда ли это видел, и окончательно утвердился в нелюбви к американцам.
– Я – всё, – сказала Джорджия и направилась к квартире. – Скажите мне, когда мы отправимся в Лондон.
Бабуля пошла за ней. Только у нее был шанс ее уговорить.
Каким-то образом чуть позже мы все добрались до Эйфелевой башни, и в доказательство у нас даже есть фотография. На фотографии я улыбаюсь, а Деннис нет. Одна из дочерей выглядит самодовольно, а вторая сжимает блокнот и выглядит так, словно только что наступила в кучку какашек.
Очередь на лифт на Эйфелеву башню заняла бы у нас примерно сорок семь часов, так что мы прошли 669 ступенек (Пейдж посчитала) до второго уровня, чтобы посмотреть на город. Сделав несколько фотографий, мы повернулись и решили пойти вниз.
– Квартира Густава Эйфеля? – Джорджия требовательно ткнула пальцем в блокнот. – Я же ее записала. Где она?
– Наверху. Но мы не будет стоять в очереди, – сказал Деннис непреклонным тоном.
Что за черт? Он даже не попытался соврать, что мы пойдем туда когда-нибудь еще, не предложил мороженого, не предложил чего-нибудь взамен. Он что, пытался стать другим родителем в другой стране? Я кинула на него резкий взгляд, который он ожидаемо проигнорировал.
– Вы заставили меня пройти весь этот путь, – проворчала Джорджия. – Я наступила в какашку. Я увидела двух клоунов и мима…
– Мим был страшный, – согласилась Пейдж.
– А теперь мне даже нельзя посмотреть на квартиру Густава Эйфеля?
– Солнышко… – начала я.
Я посмотрела на Денниса в поисках поддержки, но и он, и Пейдж уже были вне поля зрения.
– Мы попробуем туда попасть еще разок, – сказала я. – Давай, пойдем за мороженым, пока оно еще продается.
– А когда оно перестанет продаваться? – Джорджия подняла бровь.
Я притворно сверилась с часами.
– В семь минут пятого! Давай-ка поскорее!
Мне ужасно не нравился мой угодливый тон. Я так себя не веду, и, например, две недели назад я обвинила Джорджию в том, что она притворялась больной во время районных соревнований. Я сказала ей «прекратить