Ругаясь и плача, мальчишка вновь полез на свою скалу.
«Полководец не смеет жить, потеряв всех своих воинов и проиграв битву, — но полководец не смеет умирать, пока бой не закончен».
— Где ж вы раньше-то были?! — шептал он сквозь слезы. — Ну где?!
Забравшись на скалу, он обнаружил, что вражеская армия медленно пятится под яростным напором эльфов. Вражеские маги попытались метать в эльфов огненные шары — но эльфы ответили магией на магию, испепелив несколько вражеских магов бледными лунными молниями.
Враг отступил, перестраиваясь для нового удара. На земле перед Смертной Стеной корчились умирающие драконы.
Эльфийский боевой гимн хищной птицей реял в небе.
«Ну что, получили, да?! Получили?!» — Губы мальчишки кривила недетская злая мстительная улыбка, от нее даже слезы куда-то делись.
Эльфы допели свой боевой гимн и попрыгали со Смертной Стены наружу, в сторону перестраивающихся врагов.
— Кретины! — простонал мальчишка-полководец. — Что они творят?! Зачем?! Стену надо держать! Стену!
— Эй!!! — заорал он во весь голос.
Далеко. Не слышат.
Далеко?! Да нет, не слишком.
Не слышат?! Эльфы должны бы услышать.
Ветер, что ли, все звуки относит? Вражьи маги стараются? Или это горе Танцующим уши заложило? И куда их несет, сумасшедших?!
— Почему они никого ко мне не пришлют? — горестно воскликнул он. — Забыли?!
«Если армия забывает о полководце, полководец сам должен напомнить о себе. И побыстрей, пока не стало поздно!»
Ругая на чем свет стоит придурочных остроухих, он вновь полез со скалы, торопясь, в кровь раздирая руки и колени, под конец не удержался и рухнул — хорошо хоть, невысоко уже было, но треснулся изрядно — тут же вскочил и, прихрамывая, побежал вперед.
Вернуть.
Остановить.
Успеть.
Уже подбежав к Смертной Стене, он вдруг сообразил:
«Это легконогие эльфы куда хочешь заберутся — а я как?! Попробовать сделать как они?! Ох и грохнусь же!»
Однако выхода не было, и он с отчаяньем и яростью бросился вперед.
И легко взбежал, не хуже эльфа. Уже взбегая, понял, что дело вовсе не в фантастической ловкости эльфов. Просто когда его тело потянуло назад, к земле, незримые каменные руки подхватили его, бережно подталкивая вверх, не давая упасть. Он представил себе, как множество этих незримых рук наносит одновременный страшный удар подлетающим драконам, вдребезги разбивая могучие бронированные тела, а потом помогает взбежать эльфам, теперь вот — ему…
— Я потом о вас еще поплачу, ладно? — борясь со слезами, прошептал он. — Вот мы их всех убьем — и поплачу!
«Не о чем плакать, — дрожью отозвалась каменная плоть под ногами. — Не строй из себя эльфа. Просто убей их всех! Убей — и тогда вместе посмеемся! Ты еще не видел, как смеются камни?»
Эльф-лютнист стоял, глядя на могучую каменную стену. Это было все, что осталось от его боевых товарищей. А тролли были настоящими товарищами. Хоть и раздражали его неимоверно.
Большие, грубые, глупые, начисто лишенные утонченности, страдающие чудовищным отсутствием вкуса, шумные, хвастливые, злые на язык, ехидные, нахально-насмешливые… а еще пели они просто ужасно. Как можно жить с такими голосами? Просто искажение естества какое-то!
Таких потрясающих друзей у него никогда не было. И уже никогда не будет. Больших, грубых, глупых…
Эльф посмотрел на лютню в своей руке и удивился: зачем она ему?
Разве она поможет ему сыграть то, что он сейчас чувствует?
Разве ее нежный голос способен передать то страшное, хриплое рыдание, что куском ржавого железа застряло у него в груди?
Разве она поможет ему выдохнуть ярость, от которой темнеет в глазах?
Разве…
Он услышал странный плачущий звук.
Это была волынка. Та самая, знаменитая волынка троллей, от которой эльфы, как от заразной болезни, шарахались, с ужасом зажимая уши. Та самая, которую они то и дело грозились уничтожить. Ее хозяин каменел, врастая плечами в каменные плечи своих товарищей, и пальцы, ставшие камнем, не удержали волынки.
Волынка.
Она упала совсем рядом с ним. Эльф поднял голову и увидел тролля-волынщика. Он словно бы еще не совсем закаменел, на каменном лице горели пугающе живые глаза. Они глядели на эльфа.
— Что?! — хрипло прошептал эльф, словно бы враз сорвал голос, словно бы вдруг превратился в тролля. — Что?!
А потом понял.
Он молча повесил свою бесполезную лютню на каменную руку тролля и поднял волынку.
— Что вы делаете?! — возопил мальчишка, подбегая к эльфам. — Вернитесь на стену!
Командир эльфов покачал головой.
— Это был наш последний Танец. Танцующих С Луной больше нет.
— Как?! — ошарашенно выдохнул мальчишка-полководец, косясь то на выстраивающиеся для наступления вражеские ряды, то на своих эльфов у подножия Смертной Стены.
— Мы не совершили должного, а тролли совершили невозможное, — ответил командир Танцующих с Луной. — Это они должны жить, а мы — умереть.
— Они уже умерли! — со злой горечью, чувствуя, как вновь подступают слезы, выпалил мальчишка.
— Мы намерены изменить это прискорбное положение вещей, — чопорно объявил командир эльфов.
Мальчишка вытаращился на него так, словно у того вторая голова выросла. Этот тон… что это с ним?!
— Я… нарочно так говорю, — жалко улыбнулся эльф. — Чтоб не зарыдать снова. Потому что нельзя больше. Рыдающий командир — это сущее безобразие, верно?
— Верно, — ответил полководец сводной армии и разрыдался.
Смертная Стена все еще мерцает, светится. Дети Сумеречных Скал еще здесь. Если касаться мерцания особым образом, то оно остается на кончиках пальцев. Эй, тролли, вы же понимаете, что мы делаем?! Смотрите, вот они мы. И мы не пытаемся украсть вашу славу. Мы отдаем вам себя.
— Сокровенное Слово! — встав на колени, отчаянно просил командир эльфов. — Ну… ваш тайный девиз! Ты же понимаешь, о чем я!
Командир троллей еще не вовсе закаменел:
— Вставьте им всем! — ухмыльнулся он, и трещины побежали по его лицу. — Вставьте им всем! Это и есть наш тайный девиз и наше секретное слово. Вот только мы его никогда ни от кого не скрывали. Вставьте этим сукиным детям — и я поверю, что вы — это мы! — прохрипел он из последних сил, и из его каменного рта потек песок. Каменные глаза потухли.
Эльфы стояли молча, и только странное сияние, окружавшее Смертную Стену, разгоралось, охватывая их тела. Они теперь сияли тем же светом, что и окаменевшие тролли.
И внезапно горько и страшно зарыдала волынка. Она рыдала так горько и страшно, словно никого на всей земле не осталось. А потом пришла песня. Такой знакомый мотив. Эльфы всегда над ним смеялись. Грубая, неуклюжая песня. Для троллей — в самый раз.
Для троллей.
Эльфы не смеялись. Они плакали. А потом запели. Песню троллей. Ту самую. Хриплыми, грубыми голосами, так не похожими на их собственные.
Ошалевший от всего происходящего, сбитый с толку мальчишка-полководец стоял молча, глядя, как его последние воины, бросая свои смертоносные эльфийские луки, бросая, как что-то никчемное, что непонятно как и в руках-то оказалось,