В темной комнате Даррена попросили сесть на стул и опереться подбородком на специальную подставку. Даррен смотрел прямо перед собой, а ученые направили свет в левую часть его поля зрения. Несмотря на то, что в этой области Даррен ничего не видел, он заметил свет и начал искать глазами его источник. Ученые спросили пациента, видит ли он свет. Даррен уверенно сказал, что не видит. Тогда они вновь направили свет в «слепую» часть поля зрения и попросили Даррена наугад указать источник этого света. Пожав плечами, Даррен выполнил их просьбу. И указал в точности на источник света. «Догадка» оказалась верной, но, возможно, дело было лишь в везении. Неврологи повторили тест еще… и еще. Каждый раз они немного сдвигали источник света, не выходя при этом за грани «слепого поля» Даррена, и каждый раз он верно угадывал его местоположение.
Ученые в недоумении продолжили свой эксперимент. Теперь Даррен должен был определить, вертикальный или горизонтальный луч направлен в «слепую зону». Раз за разом он отвечал абсолютно верно. В ходе третьего эксперимента он даже смог определить цвет лучей. Эта удивительная способность, продемонстрированная Дарреном, и называется слепозрением.
Исследования слепозрения демонстрируют, что пациенты с изолированным повреждением первичной зрительной коры могут верно определять местоположение предмета, его цвет и даже распознавать, движется ли он. По словам ученых, точность доходит до 100 %. Более того, анализ движений глаз показывает, что взгляд испытуемых свободно перемещается на объекты и фокусируется на них. Пациенты слепы, однако следят глазами за предметами и могут точно их описывать.
В 2008 году внимание ученых привлек пожилой господин по имени Тэд, перенесший два инсульта подряд. Инсульты разрушили зрительную кору пациента, и он ослеп. Тэд привык ходить с тростью, но в день эксперимента его попросили явиться без нее. Ученый подвел Тэда к началу длинного коридора, напоминавшего полосу препятствий. Он был заставлен самыми разными предметами: двумя корзинами для мусора, штативом, стопкой бумаг, подносом и коробкой. Однако ученый сказал Тэду, что коридор абсолютно свободен, и попросил пройти по нему. Тэд шагнул в коридор. Подойдя к первой мусорной корзине, он обошел ее, чтобы не врезаться… и сделал то же самое, когда оказался у второй корзины. Далее он миновал штатив, прошел, ловко лавируя, между стопкой бумаг и подносом и умело обогнул коробку. Когда Тэда спросили, как же ему удалось так искусно обойти все преграды, он не нашел, что ответить. Ему как-то удалось сориентироваться в лабиринте, несмотря на слепоту.
Очевидно, что и Даррен, и Тэд все же обладают некоторой формой зрительного восприятия, пусть и неосознанного. Их мозг ощущает свет, в нем сохранились нейронные цепи, обрабатывающие зрительную информацию. Слепозрение становится возможным при повреждении скорее финального участка сенсорного пути, нежели самих органов зрения. В этом случае мозг реагирует на свет, но сознание в процессе не участвует. Тогда-то и проявляется слепозрение, форма подсознательного зрения. По нейронным цепям информация перемещается от глаз в затылочную долю, где и анализируется. Затем она отправляется в соответствующие моторные области, которые координируют движения глаз и вызывают нужные поведенческие реакции, и все это – без ведома сознания.
Нечто похожее происходит и с водителем, погруженным в свои мысли. Мозг обрабатывает сведения о дорожной обстановке, полученные от глаз и ушей, и отдает команду крутить руль, нажимать на газ или тормоз. В этот момент занятое мыслями сознание не принимает никаких водительских решений, и именно слепозрение помогает мозгу руководить перемещениями в пространстве. Вот почему водители в Хантсвилле не заметили, что сигналы светофора изменились. Слепозрение помогает ориентироваться, но его возможностей не хватает на обнаружение тонкостей – и потому оно не отличает зеленую стрелку от зеленого сигнала светофора.
Этот эффект наблюдается только при перемещении по знакомому маршруту. Если же вы едете по незнакомой дороге и пункт назначения для вас тоже нов, вы будете крайне внимательны. Вы будете обращать внимание на каждый дорожный сигнал. И только после того, как вы проделаете такое путешествие 20–30 раз, маршрут сделается знакомым и вы начнете отвлекаться. Что же изменилось? Маршрут стал привычным. Для поддержания привычки не требуется столько же умственных усилий, сколько нужно на выполнение нового, непривычного действия. Повторение – это не просто «мать учения», а еще и «автоматизатор» наших действий. Мы довольно часто сталкиваемся с этим феноменом, подчас даже не замечая его. Что интересно, испытать этот эффект на себе могут не только люди.
Мыши в крестообразном лабиринте
Давайте вернемся к злосчастному перекрестку города Хантсвилл в штате Алабама. Представьте, что для того, чтобы добраться до работы, вам нужно проехать по бульвару Адвентистов, а потом свернуть на Уинн-Драйв. Повторив этот маршрут несколько раз, вы, вероятно, усвоите его и сможете перемещаться по нему машинально, не обращая особого внимания на дорогу. Маршрут сделается привычным, но что при этом произойдет в вашем мозге? Как повторение действий, скажем езда на работу по одному и тому же пути, помогает довести эти самые действия до автоматизма? Неврологи изучили этот вопрос. Они разработали эксперимент с участием мышей: те должны были ориентироваться в крестообразном лабиринте – по сути, «перекрестке» из двух «улиц». В ходе эксперимента мышь сажают в южную часть креста, а вкусную награду помещают в западный отсек, как показано на рисунке ниже.
Попав в лабиринт, мышь осторожно движется вперед до перекрестка. На перекрестке она начинает вертеть головой в раздумьях, куда идти дальше, и часто выбирает не тот путь. Но в конце концов находит угощение в западной части лабиринта. На второй и третий раз мышь все равно задерживается на перекрестке, но гораздо чаще выбирает поворот налево и достигает цели. Неврологи повторяли эксперимент снова и снова, неизменно сажая мышь в южный отсек и помещая угощение в западный. В итоге поведение мыши изменилось: она перестала останавливаться на перекрестке – без всяких сомнений бежала вперед, а потом поворачивала налево. Этот маршрут стал привычным, как это бывает у всех тех, кто изо дня в день добирается до работы одним и тем же путем.
Светофор в Хантсвилле усовершенствовали в расчете на то, что водители заметят изменения и тут же приспособятся к ним. Но этого не произошло. Многие автовладельцы не заметили перемен из-за многолетней привычки поворачивать на этом перекрестке. Аналогичный эффект можно наблюдать и тогда, когда рабочий день предстоит начать не в офисе, а в другой точке города.
Что же происходит с мышами, когда им приходится приспосабливаться к новым условиям, скажем менять привычный маршрут?
После того как мышь научилась продвигаться от южного сектора к западному, условия поменялись: