– Ну вот, у меня есть работа, – говорит она, когда мы проходим мимо «Земляничных полян»[6], сквозь толщу туристов с камерами на шеях, уже образовавших затор в аллее, хотя день только начался.
– Работа? – спрашиваю я.
– Помнишь шоу «Рискни»? Я пишу для них руководство! «Найди в себе силы начать новую жизнь: Несколько простых шагов, которые приведут к счастью». – Ее движению препятствует японец, не уверенный, вправо ему двигаться или влево. – Конечно, за эту книгу не дадут премию Пулитцера – только огромный гонорар с очень симпатичным бонусом.
Я начинаю вспоминать. Мне нравится идея этой книги – отважиться переступить черту и в корне изменить свою жизнь, – но на практике она нравится мне гораздо меньше. К тому же я во все это не верю. Но тем не менее.
– По-моему, круто, – говорю я. – Кому вообще нужна премия Пулитцера?
– Твоему отцу, – напоминает Ванесса, и мы обе улыбаемся.
Мы доходим до мостика, ждем, пока лошадь протащит по нему карету.
– Тео добавился ко мне в друзья два дня назад, – говорю я, поскольку надо же ей что-нибудь рассказать.
– И ты только сейчас об этом сказала? – Сняв толстовку, она завязывает ее на талии, распускает волосы и заново собирает в хвост.
– Мне было не до того. Я все думала про эти чертовы подгузники. Ханна сегодня будет явно не в форме.
– Все из-за кокаина.
– Не только. Но и он тоже виноват. В четыре утра она прислала мне эротическое фото.
Ванесса громко хохочет, до колик в животе.
– Господи, да это ужас какой-то!
– Но еще она будет не в духе, потому что переговоры прошли хуже некуда. Как будто все вокруг сговорились портить мне жизнь.
– Ничего и не все, только Ханна. Нельзя думать, что все будет замечательно, втягивая каждый вечер по полкило кокса.
– Ну, может, она не в силах противостоять…
Ванесса резко останавливается и поднимает вверх руку, давая мне знак замолчать.
– Хватит, Уилла. Хватит. Опять начнешь нести всю эту чушь, вбитую тебе в голову папочкой. Ни у кого нет выбора, мы живем, как нам суждено… Ну что за бред, Уилла? Просто бред собачий. У Ханны есть выбор – взять и завязать с кокаином. Она просто не хочет.
Если вы недостаточно хорошо знаете Ванессу, вы можете решить, что она читает эти мантры, желая создать себе позитивную установку, необходимую эксперту по улучшению жизни. Но, сколько я ее помню, она всегда была такой. Делай свой выбор! Живи своей жизнью! Будь смелым! Будь наглым! Она повесила логотип компании «Найк» – «Просто сделай это» – в комнате общежития в колледже. Зачем я буду с ней спорить, если не знаю, какие аргументы противопоставить? Ванесса уверена в своей правоте, а я не знаю, во что верить. Я ничего не знаю о свободе воли, и судьбе, и неизбежности, и папином бестселлере, хотя меня с детства пичкали всей этой лабудой, так усердно пичкали, что временами мне нечем было дышать, и мне казалось – если я сейчас же не глотну воздуха полной грудью, я задохнусь. Однако в этой теории было много разумных мыслей. Конечно, можно не оставить от нее камня на камне, но…
Но если я во всем этом сейчас признаюсь, Ванесса скажет: ну вот, опять ты за свое, опять мелешь чепуху про отсутствие выбора.
– Ну, в общем, – продолжаю я, стараясь идти с ней в ногу, – сегодня будет ликвидация последствий, и вечером притащится Никки, и у меня опять не получилось забеременеть, так что я совсем забыла про Тео.
– Мне так жаль, что у тебя опять не получилось забеременеть, – с искренним сочувствием говорит подруга.
– Угу, – я грожу кулаком в небо. – Черт бы тебя побрал, мироздание!
Мамаша, волочащая за собой чумазое чучело, бросает на меня сердитый взгляд и резко сворачивает на перпендикулярную от нас дорожку. Ванесса качает головой и ухмыляется, я опускаю голову.
– По правде сказать… я даже не сильно расстраиваюсь. Надо бы, конечно, но… – Я смотрю, как мамаша широким шагом идет по тропинке, проходит под мостом и теряется из вида. – Но… может быть, не всем дано стать родителями.
Может быть, ДокторЭллен права, думаю я.
– Тебя послушать, так все становятся только теми, кем им суждено стать, – говорит Ванесса. С этой точки зрения мысль кажется очень глупой.
– Ладно, ты права, – отвечаю я. У меня развязался шнурок, я нагибаюсь, чтобы его завязать. – И еще я подозреваю, что Шон мне изменяет. Но это, наверное, просто глупость. Это просто чепуха. Я слишком остро все восприняла, только и всего. – Я старательно отвожу взгляд. Наконец Ванесса сама пристально смотрит мне в глаза, затем берет за руку и тащит за собой.
– Солнышко, ты ничего не можешь остро воспринимать. У тебя генетически не заложена эта функция.
Я выдыхаю и некоторое время молчу, глядя на здания передо мной – стальная, прочная, безукоризненная архитектура. Такой и должна быть жизнь, думаю я, уверенная, что именно эту мысль всегда доказывал отец; кирпич на кирпиче, каждый на своем месте, у каждого – своя цель. И лишь добравшись до вершины, можно увидеть, что к чему.
Так что я вновь соглашаюсь с отцом. Иногда приходится это признать, даже когда не хочется.
* * *Ханна так тепло одета, что мне становится не по себе, когда я захожу в ее кабинет. На ней синий свитер с высоким воротником, который скорее годился бы для февраля. Щеки у нее ярко-розовые, как пузо свиньи; на секунду я представляю Ханну ветчиной. Волосы приклеены к вискам при помощи смеси из пота и какого-то засохшего не то геля, не то мусса – если только сейчас кто-нибудь вообще использует мусс.
Она обводит меня взглядом с ног до головы и снова утыкается в бумаги, разложенные на столе.
– Фото обсуждать не будем, – говорит она сухо.
– Конечно, конечно, о нем ни слова.
Руки меня не слушаются; я думаю, что бы мне такое сказать, чтобы сгладить неловкость, возникшую в результате уже сказанного. Но я не успеваю ничего придумать – разговор заводит Ханна:
– Я тебе велела стянуть со всех штаны, а ты сама в штаны наложила!
– Это каламбур?
Она щурит глаза.
– Прошу прощения, не лучшее время. Просто Шон шутил на эту тему вчера вечером, – я беру стул, который стоит у нее за столом, сажусь и тут замечаю кучу пустых коробок в углу.
– Мы переезжаем?
– Если можно это назвать переездом.
Она хватает плакат, который до этого в спешке сорвала и швырнула на пол без лишних церемоний. Куски