— Всему виной этот злосчастный никур, — простонал Адиль. — Йотулл не даст мне убрать его, покуда тварь не причинила беды.
— Мне тоже этот замысел совсем не по нраву, — согласился Микла, опять строго глянув на Рольфа и Сигурда. — Я-то постараюсь следить за событиями, но вряд ли кто-нибудь из нас сумеет что-то сделать, если уж в дело вмешался Йотулл. Знаешь, Сигурд, не следовало тебе просить у него помощи в этом дурацком заговоре.
— Вовсе он не дурацкий! — огрызнулся Сигурд скорее со злостью, чем с убежденностью, — надо же ему было как-то защищаться! — Рольф считал, что это совсем неплохая идея. И он, между прочим, не старается во всем обвинять меня, когда даже еще ничего не случилось.
Микла спрятал в суму свои магические инструменты.
— Адиль, я вернусь, когда смогу продолжить лечение. И найду кого-нибудь, кто мог бы посидеть с тобой, пока не встанешь на ноги.
Завтра, наверно, тебе будет одиноко — почти все сбегутся смотреть на скачки. — В последний раз сурово глянув на Сигурда и Рольфа, он ушел и плотно прикрыл за собой дверь.
Позднее, когда Адиль то ли спал, то ли путешествовал где-то в облике своей фюльгьи — маленького сокола, — Сигурд спросил у Рольфа:
— Ты не боишься, что завтра с Ранхильд случится что-то плохое? Может, мне и вправду не следовало просить совета у Йотулла?
— Ну, по правде говоря, мне немного не по себе. Однако я говорю себе, что Йотулл не сделает ничего ужасного, или он отпугнет тебя и навсегда потеряет свое на тебя влияние.
— Меня, отпугнет? Ха! — Сигурд помолчал немного, упорно глядя на угли в очаге. — С чего бы мне его бояться? И о каком влиянии ты говоришь?
— Когда просишь у кого-то одолжения, он тоже кое-что может попросить в ответ, — сонным голосом пояснил Рольф.
Сигурд надолго задумался и наконец подал голос:
— Что же, по-твоему, он мог бы у меня попросить? — Его взгляд остановился на камне очага, под которым все еще была спрятана шкатулка. — А, Рольф? Ты спишь?
Рольф действительно спал, и Сигурд остался наедине со своими тревожными мыслями, а в комнате между тем становилось все темнее и холоднее — ночь вступала в свои права.
Утром, еще до рассвета, начались приготовления к скачкам и состязаниям в честь дня рождения Ранхильд. Разношерстный отряд юнцов Боргиля задумал большое представление, скачки с эстафетой и демонстрацию своего весьма несовершенного искусства верховой езды — по мнению Рольфа и Сигурда, это предприятие обещало стать на празднике самым смешным. Другие разъезды замышляли показать прыжки через препятствия и покрасоваться прочими своими талантами, а также устроить шутливое сражение. В каждом случае были подготовлены награды — и для лучших, и для худших, потому что альвам свойственно относиться к побежденным почти с тем же восторгом, что и к победителям. Завершением праздника будут скачки, сначала — среди самых неумелых наездников, включая женщин и девушек форта. Ранхильд с презрением отказалась от этой части состязаний. Она не считала достойным для себя ни одно состязание, кроме самого последнего, — в нем должны были участвовать лучшие наездники форта, четверо командиров разъездов и еще несколько воинов, чьи кони могли сравняться быстротой с их скакунами. Первым в этом состязании был бы, несомненно, Хальвданов огромный жеребец стального серого цвета — если б только Хальвдан успел вернуться из рейда пораньше, чтобы дать коню отдохнуть до начала скачек на закате.
В суматошном круговороте дня Сигурд гораздо чаще вспоминал Йотулла, а не Адиля, хотя Микла и сказал ему, что Йотулл не намерен появляться на празднике. Все же ему удалось отвлечься от мрачных мыслей и даже выиграть награду за прыжки — в этом состязании награждали каждого, кто во время скачки ни разу не вылетел из седла.
К полудню, когда в состязаниях был устроен перерыв и началось грандиозное пиршество, надежда увидеть на скачках Хальвданова серого изрядно потускнела. Разъезд Хальвдана до сих пор не вернулся, и самые мрачно настроенные альвы начали уже беспокоиться. Впрочем, такие задержки были не в новинку, так что веселого духа празднества это не понизило, тем более что в достатке было эля, чтобы пить за здоровье Ранхильд. Ей исполнилось двадцать — самый подходящий возраст, чтобы избрать себе супруга; однако Ранхильд уже не первый год усердно заверяла всех и каждого, что в Хравнборге не найдется мужчины, достойного стать ее избранником.
Наконец пришли к концу дурашливые состязания, и лучшие наездники проезжали по кругу, чтобы разогреть коней перед решающими скачками.
Ранхильд была в роскошном красном одеянии, обильно покрытом вышивкой от высокого ворота короткой куртки до изящных отворотов сапог из оленьей кожи. Белый конь-никур приплясывал под ней, развевая длинный хвост; грива его струилась на ветру, точно морская пена. Когда солнце начало опускаться к горизонту, наездники заняли места в начале скакового круга, а Рольф и Сигурд понеслись к небольшому озеру, которое огибала тропа. На берегу, почти вырастая из самой воды, высился утес, и как раз по нему пролегал путь скачек.
Никто больше не захотел выезжать так далеко из форта. День угасал, удлинялись тени, порывистый ветер становился все холоднее, и Сигурд вдруг осознал, что они совсем одни. Темная вода озера казалась ледяной, и он никак не мог разглядеть дна.
— Едут, едут! — хихикнул Рольф, прятавшийся за валунами неподалеку от подножия утеса. — А за ними половина форта. И на глазах у всех она позорно плюхнется в воду!
Копыта коней стучали по камням, и Ранхильд намного опередила соперников. Всадники отражались в темной воде под утесом. Далеко позади скакали жители форта, криками подбадривая своих любимцев. Сигурд вдруг увидел, как белый никур замотал головой, попятился и заметался так, что усмирить его было невозможно. Прочие кони сбились с двух сторон, едва избежав опасного столкновения. С другого берега озера донеслись тревожные крики — там собрались зрители, которые хотели видеть, как наездники проскачут вдоль воды. Никур взвился на дыбы, бросаясь из стороны в сторону, и Ранхильд никак не удавалось его усмирить.
Рольф и Сигурд, спотыкаясь, спешили из своих укрытий в валунах на помощь к Ранхильд. Падение с утеса грозило бедой — из воды у его подножия торчали острые черные камни, о которые могли разбиться и конь, и всадник.
Они подбежали к Ранхильд, увертываясь от кованых копыт никура, и попытались поймать его за узду. Отдуваясь и сыпля ругательствами, Сигурд вдруг различил едва слышный зов.» Никур, никур!»— звал голос, а тварь с удвоенной силой порывалась спрыгнуть с утеса. Сигурд схватил коня за ухо и дернул изо всей