− Вы рассержены, − сказала она печально. − Как мне помочь?
Она выглядела на самом деле такой печальной, сказав это, что он мгновение боролся со своим настоящим разочарованием, а потом ответил более весело, но все еще с небольшой жесткостью в голосе:
− Примите во внимание разочарование не только влюбленного, Маргарет, но и человека, обычно не показывающего своих чувств, − осторожного, светского, как меня многие называют, выбитого из своего обычного состояния силой страсти. Ну, мы больше не будем говорить об этом. Я буду вынужден утешаться презрением к моей собственной глупости. Адвокат подумал о браке!
Маргарет не могла на это ответить. Сам тон разговора раздражал ее. Казалось, стоит ей возразить, и оживут все разногласия, которые отталкивали ее от него, хотя он был самым приятным мужчиной, самым сердечным другом, единственным человеком, который понимал ее в доме на Харли-стрит. К счастью они, сделав круг по саду, внезапно столкнулись с мистером Хейлом. Он еще не покончил с грушей, с которой снимал тонкую, как фольга, полоску кожуры и наслаждался этим в своей неторопливой манере. Это походило на историю про восточного короля, который по велению волшебника окунул лицо в воду, а когда поднял голову, то оказалось, что прошло много лет и все вокруг изменилось. Маргарет была ошеломлена и не могла присоединиться к разговору между ее отцом и мистером Ленноксом. Она ожидала, когда же мистер Леннокс уйдет, чтобы она смогла отдохнуть и обдумать все, что случилось за последние четверть часа. Он и сам страстно желал уехать. Но несколько минут разговора, легкого и беззаботного, были жертвой, которую он должен был принести своему униженному тщеславию или своему самоуважению. Он глядел время от времени на ее печальное и задумчивое лицо.
«Я не так безразличен ей, как она считает», − думал он про себя.− «Я не оставлю надежду».
И он тихо, но с сарказмом, заговорил о жизни в Лондоне, о жизни в деревне, как если бы осознавал существование своей второй равнодушной и насмешливой половины и боялся собственной насмешки. Мистер Хейл был озадачен. Его гость отличался от того человека, с которым он виделся на свадебном приеме и сегодня за обедом. Более беспечный, более умный, более светский человек, в чем-то противостоящий мистеру Хейлу. Все трое почувствовали облегчение, когда мистер Леннокс сказал, что должен отправляться немедленно, чтобы успеть на пятичасовой поезд. Они прошли в дом поискать миссис Хейл и попрощаться с ней. В последний момент Генри Леннокс − настоящий − сумел одолеть своего двойника:
− Маргарет, не презирайте меня. У меня есть сердце, тем не менее, это никчемный разговор. Как доказательство этого, я верю, что люблю вас даже больше, чем раньше − если я не ненавижу вас − за презрение, с которым вы слушали меня последние полчаса. До свидания, Маргарет… Маргарет!
Глава IV
Сомнения и трудности
«Забрось меня на какой-нибудь пустынный берег,
Где я могу оставить
Только след печального кораблекрушения,
Если ты будешь там, в бушующих морях,
Я не буду кротко, спокойно умолять.»
Гебингтон
Он уехал. Дом закрыли на ночь. Нет больше глубоких голубых небес, нет янтарной и темно-красной листвы. Маргарет поднялась переодеться к чаю, найдя Диксон, утомленную этим суматошным днем. Диксон лишь несколько раз провела щеткой по волосам молодой хозяйки, под тем предлогом, что очень торопится пойти к миссис Хейл. Теперь Маргарет ожидала в гостиной, пока мама спустится вниз. Она сидела одна у камина, не зажигая свечей на столе, вспоминая прошедший день, счастливый поход на этюды, радостный, приятный обед и злосчастную прогулку в саду.
Как же отличаются мужчины от женщин! Вот она сидит, взволнованная и несчастная из-за того, что ее интуиция не подсказала ей ничего, кроме отказа. Тогда как он, получив отказ на самое искреннее, самое святое чаяние в своей жизни, вскоре смог беседовать, как ни в чем не бывало, как будто его интересовали только дела и прочие темы, о которых говорят в хорошем доме, и в приятном обществе. О боже! Как она могла бы любить его, если бы он был другим, если бы не эта его двойственность, которую она постоянно чувствовала. Потом ей пришло в голову, что его несерьезность могла быть напускной, чтобы скрыть горечь разочарования, которое оставило бы след и в ее собственном сердце, если бы она любила, а ей отказали.
Ее мать спустилась в комнату прежде, чем вихрь мыслей приобрел какое-то подобие порядка. Маргарет отогнала воспоминания о том, что было сделано и сказано в этот день, и превратилась в сочувствующего слушателя жалоб Диксон: гладильщица опять сожгла одеяло, а Сьюзан Лайтфут видели в шляпке с искусственными цветами, чем она окончательно подтвердила, что является пустой и легкомысленной особой. Мистер Хейл потягивал свой чай молча, весь во власти своих невеселых мыслей. Маргарет задавалась вопросом, как ее отец и мать могли быть такими забывчивыми, такими равнодушными − за весь вечер они ни разу не вспомнили о мистере Ленноксе. Она забыла, что он не делал им предложения.
После чая мистер Хейл поднялся и стоял, опираясь локтем на каминную полку, склонив голову на руку, размышляя над чем-то, и время от времени глубоко вздыхал. Миссис Хейл вышла обсудить с Диксон сбор зимней одежды для бедных. Маргарет занялась рукоделием своей матери, стараясь избегать мыслей об этом длинном вечере, желая быстрее лечь спать, чтобы тщательно обдумать события этого дня.
− Маргарет! − сказал мистер Хейл наконец, с таким отчаянием в голосе, что девушка вздрогнула. − Этот гобелен так необходимо закончить прямо сейчас? Я имею в виду, не могла бы ты оставить его и пойти в мой кабинет? Мне нужно поговорить с тобой о чем-то очень важном для нас всех.
«Очень важном для нас всех». У мистера Леннокса не было возможности поговорить с ее отцом наедине после ее отказа, а что еще могло быть «очень важно»? Маргарет чувствовала вину и стыд из-за того, что, несмотря на свой возраст, оказалась не готова к замужеству, кроме того, она не знала, может ли отец быть недоволен тем, что она отвергла предложение мистера Леннокса. Но вскоре она поняла, что тема разговора едва ли имеет отношение к тому, что произошло недавно, и теперь терялась в догадках, почему отец желал поговорить с ней. Он поставил для нее стул рядом со своим, помешал угли в камине, снял нагар со свечей, вздохнул пару раз прежде, чем смог решиться произнести то, что неизбежно должно было оказаться ударом для нее:
− Маргарет! Я собираюсь уехать из Хелстона.
− Уехать из Хелстона, папа?! Но почему?
Мистер Хейл не отвечал минуту или две. Он нервно и в замешательстве