В прошлом году больше всего на свете я хотела такой милый дом, где бы я чувствовала себя в безопасности. Я приехала сюда сразу после того, как сводный брат выдернул мне плечо из сустава. И я мечтала, как буду счастлива, если смогу вставить его на место.
Забавно – как только получаешь то, что хочешь, сразу начинаешь желать чего-то еще.
Жаль, что сегодня вечером я не могу поваляться на кровати минут пять или хотя бы смыть с волос запах еды из закусочной. Однако когда ты чей-то гость, ты не можешь быть уставшим. У тебя не может быть плохого дня.
– Джулиет? – зовет Донна из кухни. – Поможешь мне с картошкой, ладно?
Донна не имеет в виду ничего плохого. Она действительно любит готовить и создавать уют в доме. И она всегда хотела иметь дочку, чтобы та помогала ей на кухне, чтобы можно было передать ей весь опыт. Но находясь здесь, я часто чувствую, будто рабочий день продолжается. Даже во сне я подливаю кому-то кофе или бегу за кетчупом.
Люк и Дэнни сидят за столом, раскрасневшиеся от полуденного солнца, с влажными после душа волосами. Люк сидит на дальнем краю стола, на обычном месте Дэнни. В закусочной он показался мне каким-то долговязым. Однако сидя он смотрится слишком крупным за столом и вообще в комнате. Без него нас было бы четверо людей нормального роста, идеально подобранных. Он вывел нас из равновесия, и это почему-то кажется опасным.
Дэнни спрашивает, как прошел мой день на работе, пока я вынимаю картошку, сваренную Донной. Если бы я могла говорить свободно, то упомянула бы тетушек из церкви, которые весь обед отчитывали меня и удивлялись, что Дэнни не нашел себе кого-нибудь получше. Я бы упомянула мистера Кеннеди, который снова положил руку мне на задницу, или подростков, которые кетчупом прилепили чаевые к столу.
– Все хорошо, – отвечаю я вместо этого, так как работу мне нашел пастор, и я не хочу показаться неблагодарной. Аллены считают меня тихоней, но не думаю, что это так. Просто я так многого не могу сказать, что проще молчать.
Я делаю пюре, а разговор быстро переключается на сёрфинг – занятие, которое в последний год сблизило Люка и Дэнни. Существует тысяча выражений, чтобы описать волну: бугристая или кашеобразная, гладкая или плотная – и они, кажется, используют их все. Не понимаю значения ни одного из них, но, когда оглядываюсь, меня поражает, как оживился Люк, рассказывая об этом. Глаза яркие, улыбка широкая – кажется, я никогда в жизни не видела никого настолько притягательного. Он мне даже не нравится, а я на него глазею. Мне хочется улыбаться, когда он так себя ведет.
На подъездной дорожке раздается шум машины пастора, и мы начинаем торопиться – он любит, чтобы ужин подавали сразу же. Он обнимает сына, жмет Люку руку и усаживается во главе стола. Я помогаю Донне принести еду и опускаюсь на скамью рядом с Дэнни. Он прижимается губами к моей макушке и морщит нос.
– От тебя пахнет чизбургером, – усмехается он.
Люк, сидящий напротив нас, задерживает на мне взгляд, будто ждет пояснений. Возможно, он думает о том же, о чем и миссис Поффстедер, – если бы Дэнни был мне небезразличен, я бы взяла выходной. Что я какая-то хищная девчонка, которая использует его друга ради бесплатного жилья.
Я не такая. Я знаю, что не такая. Но я действительно не представляю, куда бы пошла, если бы мы с Дэнни расстались. Я совсем немного накопила, работая в закусочной, а дома ясно дали понять, что больше мне там не рады. Хотя я и сама ни за что не хотела бы туда вернуться.
– А перец есть? – спрашивает пастор.
У Донны округляются глаза от удивления. Не понимаю, почему она так поражена. Пастор всегда найдет, что чего-то не хватает, как бы она ни старалась. Не дожидаясь, когда попросят, я поднимаюсь, а Люк хмурит бровь и продолжает смотреть на меня тяжелым взглядом, когда я возвращаюсь с перечницей.
– Можешь принести чай, раз ты встала, Джулиет? – добавляет пастор и начинает длинную историю о женщине и ее ребенке, которые приходили просить помощи. Он часто так делает за ужином – обсуждает события прошедшего дня в поисках мыслей, которые мог бы потом высказать во время воскресной проповеди. Возможно, темой станет «Бог помогает тем, кто помогает себе», а может, «Благотворительность начинается дома». Он еще не решил.
Весь разговор Люк молчит, но при этом словно выкачивает из комнаты воздух. Дом Дэнни был для меня раем в последние полтора года, но с Люком… он больше не такой. Я действительно надеюсь, что он не останется здесь.
Мы с Донной встаем, чтобы убрать со стола, но, как только Люк тоже начинает подниматься, Донна с мягкой улыбкой показывает рукой, чтобы он сидел.
– Сиди-сиди, – убеждает она, как будто он очень важный гость.
Я бегу в гараж взять банку мороженого из холодильника, а Донна варит кофе. Я ставлю сливки и сахар на стол, а она нарезает пирог. Все эти вещи я делаю абсолютно каждый вечер, но из-за постоянного внимания Люка кажется, что сейчас на меня направлены тысячи софитов. И его мнение осязаемо, каждое мое действие из-за этого кажется наигранным и фальшивым.
Они едят пирог, а я начинаю отмывать сковородки. Когда мы случайно встречаемся с ним взглядами, он мгновенно переводит презрительный взор на кухонное полотенце, а его мысли настолько очевидны, как будто он произносит их вслух: «Я вижу тебя насквозь, Джулиет, и тебе, стерва, здесь не место».
Я весь последний год изо всех сил старалась быть доброй, кроткой и великодушной, как Аллены, но я не могу такой быть с Люком. Просто не могу.
Я смотрю на него, прищурившись. «Может, мне здесь и не место, Люк Тейлор. Но и тебе тоже».
В его глазах вспыхивает довольный блеск, словно он с самого начала ждал от меня именно этой реакции.
* * *
После ужина мы отправляемся на закрытую вечеринку, устроенную одним из ребят из Вестсайда – пафосной частной школы, обучение в которой Дэнни покрывала стипендия. Дэнни очень старается, чтобы меня там приняли.
– Помните мою девушку, Джулиет? – представляет он, и многие узнают, но делают вид, что нет. Вот такие они.
Нам предлагают пиво, от которого Дэнни отказывается и за меня, и за себя. С этим все в порядке. А вот чего бы я хотела больше, чем просто быть старшеклассницей, так это быть как Аллены, каким-то образом стать достойной всего того, что они мне дали, или еще большего, или даже