— Главный?
Почему-то я сразу догадалась, что друг переспросил это только для того чтобы потянуть время, и почувствовала раздражение.
— Ну да, главный! Главарь, вожак, предводитель, гуру, вождь? Ведь кто-то же начал это всё… и что это вообще? Революция? Вы затеваете гражданскую войну?
— Вы? — снова переспросил Дэн. — Дайка, ты уже второй раз говоришь «у вас», «вы». Почему не мы? Разве ты не с нами?
— Как же я могу быть с вами, если даже не знаю, кто вы и чего хотите? — резонно ответила я, подавив желание торопливо заверить друга в том, что, конечно же, я с ними. С ним!
— Мы хотим светское демократическое государство, — сухо ответил Дэн и замолчал. Обиделся? Мне его ответ показался крайне туманным — но, если честно, и не интересовал особо. Чего бы там ни добивалось сопротивление, к которому я невольно примкнула, сейчас куда важнее другое. Плевать, в конце-то концов, и на Михаила Юрьевича с его секретами, и на беглецов, которые наверняка будут недовольны визиту незваных гостей, агитирующих их идти на баррикады, плевать даже на дующегося Дэна. На всё плевать! Я хочу к маме и папе.
— Хорошо, — быстро сказала я. — Что нужно делать?
— Что хорошо? — Дэн то ли действительно не понял меня сразу, то ли захотел, чтобы я выразила своё согласие более конкретно.
— Хорошо, я согласна поехать в Сибирь, найти беглецов и привести вас к ним! Нас к ним…
Друг несколько долгих секунд внимательно смотрел мне в глаза, а потом расплылся в широкой улыбке, становясь прежним родным Дэном.
— Кто бы сомневался, малявка. Ты боец!
Я не улыбнулась в ответ. Конечно, кто бы сомневался! Разве могла я отказаться, после того как мне пообещали встречу с родителями, которых я уже считала потерянными навсегда?
— Так что нужно делать?
— Нужно ложиться спать. А утром Михаил Юрьевич всё тебе скажет.
Я кивнула. По-новому огляделась вокруг, стараясь запомнить крыши окружающих меня особняков, разноцветные фонарики, причудливо подстриженные кусты и низкорослые деревья. Всё это скоро сменится бесконечной чередой вековых елей и кедров, бурелома и болот. Тайгой…
Разве что луна останется прежней.
Я вскинула голову, прищурилась на ночное светило. Луна стояла почти в зените и сияла оттуда, как золотой прожектор. Точно такая же луна висела над Оазисом в ту ночь, когда Яринка сбежала с острова, умчалась в открытое море на крохотной лодке. Теперь умчусь я.
— Что-то не так? — спросил Дэн, разглядев печаль на моём запрокинутом к небу лице.
— Обидно, — призналась я. — Только со всеми вами снова встретилась, так долго этого ждала, и снова расставаться…
— Зачем расставаться? — удивился Дэн. — Ты что, думала, Михаил Юрьевич отправит тебя в такую даль одну? И я, и Ярина, и Ян, и, наверное, даже Ига — мы поедем с тобой!
И как я могла так ошибаться? Нет, эта сегодняшняя жёлтая и уютная луна совсем не походила на ту холодную морскую луну нашей с Яринкой разлуки.
Разумеется, спать я не пошла. Когда мы с Дэном спустились с чердака и пожелали друг другу спокойной ночи, ноги сами понесли меня к Яринке: не терпелось рассказать новости, обрадовать (или огорчить?) предстоящим новым путешествием.
Моя подруга и её Ян жили в угловой комнате второго этажа. Я сбежала по лестнице, миновала короткий коридор и уже схватилась за ручку двери, от волнения забыв постучаться, когда меня остановил раздавшийся из-за неё возглас Яна:
— Он мой отец!
Я замерла. Было слышно, как Яринка что-то ответила, но она говорила негромко, и слов я не разобрала. Зато прекрасно услышала Бурхаева-младшего:
— Да, знаю! Поэтому я отказался от него, от его фамилии, от его наследства! Но не могу допустить, чтобы он погиб из-за меня! Всё, не отговаривай, ничего не хочу слышать!
Я торопливо попятилась, но опоздала. Дверь распахнулась, Ян выскочил из неё; его рыжие волосы были взъерошены, а лицо покраснело. Не взглянув на меня, он шагнул на лестницу и заспешил вниз.
Я осторожно заглянула в комнату. Яринка стояла там, скрестив руки на груди, такая же красная и взъерошенная, как её возлюбленный. Посмотрела на меня — и я увидела знакомую сердитую морщинку между бровей подруги, которая почему-то вызвала во мне странный и неуместный приступ ностальгии.
— Дайка? Заходи… слышала, да?
Я вошла, притворив за собой настежь распахнутую Яном дверь, ответила:
— Услышала только, как Ян про отца кричал. А что его отец?
Я знала, что Бурхаев, со дня нашего победоносного прибытия в этот дом, сидит в подвале: это не могло не вызывать у меня злорадства, учитывая то, как ещё свеж был в моей памяти его подвал. Знала также, что он зачем-то нужен Михаилу Юрьевичу — но вот зачем, почему и что с ним сделают потом, меня мало интересовало.
— Да ничего он, — с досадой ответила Яринка. — Спит, жрёт, пьёт и каждый день матом орёт, что спустит с нас всех шкуру.
— А Ян чего психует тогда?
— Ян… — Яринка покосилась на закрытую дверь. — Это же всё равно его отец, понимаешь? Ян не хочет, чтобы его убили.
— А его собираются убить?
— Пока нет. Пока мы пытаемся завладеть его деньгами, и могут понадобиться бурхаевские подписи. Но ясно же, что и потом его отпускать нельзя.
— Завладеть деньгами? — мне снова стало неловко, как недавно на крыше, когда Дэн сообщил об истинной цели моего визита к беглецам. — Зачем вам… нам его деньги?
— Глупая, — грустно вздохнула Яринка. — Ни одна революция не делается бесплатно.
Ага, значит, всё-таки революция… ладно, это пока не важно.
— Значит, Бурхаева рано или поздно убьют?
— Конечно. А ты разве против?
Я вспомнила, как кричал в подвале Бранко, как там пахло моими палёными волосами, и ответила:
— Ничуть. Это давно нужно было сделать. Но Яна я тоже понимаю.
— А я нет, — Яринка начала расхаживать туда-сюда по их уютной, в медовых тонах комнате. — Мне вот своего папашу вообще не жалко, пусть хоть на моих глазах подыхает. Какое значение в таких случаях имеют родственные связи? Разве не важнее, кем является человек? Если он мразь и подонок, то остальное уже ерунда, ведь правда?
Я пожала плечами. Мои родители были во всех отношениях прекрасными людьми, и я даже теоретически не хотела думать о том, как бы поступила на месте Яна.
Яринка перестала мерять шагами комнату и, ссутулившись, опустилась на краешек кровати.
— Знаешь, — сказала она после минуты молчания, — у нас с Янчиком отношения… ну, на равных. Как это раньше было, до Христианской Революции, когда мужчины и женщины были равны. Мы всегда все решения принимаем вместе, он не пытается мною командовать, у нас всё…
— Демократично? — подсказала я, вспомнив слова Дэна о государстве, которое он хотел бы видеть.
— Да, демократично! — подхватила Яринка. — Абсолютно. И мне