Когда я уже направилась на кухню, где Гризельда разогревала мне остатки от ужина, я услышала, как отец проговорил за моей спиной:
— Боюсь, это теперь всех касается, принцесса.
* * *
Я ужасно нервничала по пути в театр, но, на моё удивление, как только я переоделась в свой костюм, на меня снизошло какое-то необъяснимое спокойствие. Мои длинные светлые волосы были собраны в тугой пучок на затылке (фрау Марта умоляла меня их отрезать, чтобы с ними легче было управляться, но моя коса длинной до пояса всегда была особым предметом моей гордости, а потому я ни за что на подобное варварство не соглашалась), мой сценический грим делал меня лет на пять старше, чем я была — да и менее приличной девушкой, чем я была, но делать было нечего, театральный грим всегда был чересчур ярким и вызывающим, — и я была готова к сцене.
Я была так погружена в свой танец, что ничего другого для меня на тот момент не существовало. Когда я танцевала, я погружалась в свой собственный мир: мир красоты, изящества и ритма, где все танцоры двигались как один и создавали самую прекрасную магию в мире — магию балета. Я не могла выразить, как благодарна я была Адаму за все его безупречные поддержки и осторожные руки; одним этим он сделал выступление для меня настоящим праздником.
Когда мы наконец оттанцевали последний акт и вышли на поклон, я почувствовала мурашки у себя на коже. Нам аплодировали стоя! Нам бросали цветы на сцену и хлопали так громко, что я не слышала ничего, кроме этого оглушительного шума. Я была абсолютно счастлива.
За сценой мы все принялись обниматься и поздравлять друг друга и фрау Марту с огромным успехом. Она даже улыбнулась нам — крайняя редкость! — и сказала:
— Молодцы, труппа. Отличная работа!
Позже в гримерке я сидела на своём стуле с глупой блаженной улыбкой на лице, оттягивая время и не желая снимать свой костюм. Я вдруг вспомнила, как маленькой девочкой я упрашивала маму пойти спать в новом платье. Уговоры никогда не работали, и платье всегда приходилось снимать, но сейчас то давно забытое чувство вернулось: я хотела пойти домой в своём костюме и улечься прямо в нём в кровать.
— Аннализа! Сколько раз тебя можно звать? Или ты спишь с открытыми глазами?
— А? — Должно быть я так замечталась, что не услышала голоса фрау Марты над самым ухом. — Я не сплю.
— Надеюсь, что нет. Быстрее, идём со мной, в зале очень важный офицер СС, которого очень впечатлило твоё выступление, он хочет лично тебя поблагодарить за него.
Офицер СС? Фрау Марта так меня ошарашила своим заявлением, что я не заметила, как позволила ей затащить меня за руку из гримерки прямиком в зал, к первому ряду, где группа мужчин, все одетые в чёрные униформы, вели оживлённую беседу. Как только мы к ним приблизились, один из них, заметив фрау Марту, улыбающуюся от уха до уха, тепло её поприветствовал. Я понятия не имела, что я должна была делать, а потому просто молча стояла рядом, чувствуя себя ужасно глупо в моём костюме. Я уже давно оставила свои глупые фантазии о том, чтобы никогда его не снимать, и хотела только чтобы они перестали разглядывать мои полуголые ноги. Длина моей пачки едва вообще что-либо прикрывала.
— Аннализа, дорогая, подойди же сюда, не стой там, как дерево! — громкий шёпот фрау Марты вернул меня к реальности, и я сделала пару нерешительных шагов к группе офицеров. — штурмбаннфюрер Райнхарт, разрешите представить мою гордость, одну из самых талантливых танцовщиц в моей труппе и, надеюсь, мою будущую прима-балерину, Аннализу Мейсснер.
Я присела в неглубоком плие и наконец встретилась взглядом с офицером, который, согласно фрау Марте, так жаждал поблагодарить меня за моё выступление.
— Честь имею, фройляйн Мейсснер. Или вы разрешите называть вас Аннализа? Это такое красивое имя, грех будет не произносить его снова и снова.
Он пожал мою руку и улыбнулся мне, только вот я не могла не заметить, что глаза его остались холодными, как льдинки. Не знаю почему, но мне вовсе не было уютно в его присутствии. Было в нём что-то пугающее, ну, кроме того, что он был офицером СС и скорее всего зарабатывал на жизнь убийством.
Штурмбаннфюрер Райнхарт принял моё молчание за согласие и продолжил:
— Вы, безусловно, дали просто превосходное представление сегодня, Аннализа, и я и мои друзья, в качестве нашей благодарности, хотели бы пригласить вас на ужин, устраиваемый сегодня в честь вот этого господина.
Он кивнул улыбающемуся офицеру слева от него.
— Он только вчера получил повышение, а такой случай требует особого празднования, вы согласны?
— Пожалуй…
— Вот и прекрасно. Значит, договорились. Моя машина будет ждать вас снаружи. Честь имею.
Райнхарт снова нам салютовал и тут же вернулся к разговору со своими товарищами. Я только было открыла рот, чтобы возмутиться против такого рода бесцеремонных приказов, но фрау Марта уже стиснула меня за руку и потащила обратно за сцену, где она положила обе руки мне на плечи и заговорила тихо, но твёрдо:
— Большая честь быть приглашённой на ужин к таким блестящим офицерам, дорогая моя, и к тому же, очень благоприятно для нашего театра. Они все хорошие друзья с теми бонзами, которые готовы вложить деньги куда они им только скажут, поэтому смотри, будь с ними поласковее. Ещё пара девушек из труппы, которые им понравились, поедут вместе с тобой, и это очень важно, чтобы вы все произвели хорошее впечатление.
— Но я даже не одета для такого случая! — Мне наконец удалось её перебить, пытаясь выпутаться из ситуации, в которую я понятия не имела, как попала. — Да и родители ждут меня у входа, а я с ними ещё даже не виделась после выступления. Они с ума сойдут, если я вот так всё брошу и поеду на какой-то ужин, где я даже никого не знаю!
— Я обо всём позабочусь, моя дорогая. Я лично сообщу твоим родителям, что ты в надёжных руках и что им не о чем беспокоиться. — Она пристально на меня посмотрела и добавила после паузы, — Ты же понимаешь, что подобными приглашениями от высокопоставленных офицеров СС не пренебрегают, верно?
* * *
Не буду лгать, идея сбежать через черный ход с другой стороны театра и поймать такси до дома не раз