В сентябре, если не было дождя, уроки физкультуры проходили на улице. На новеньком школьном стадионе заниматься было приятно. Удобное искусственное покрытие, на котором никогда не стояли лужи, большое зеленое футбольное поле, отдельная площадка для игры в волейбол и баскетбол. И еще одна с противоположной стороны для разминочных упражнений, с ямой для прыжков в длину и скромным набором простейших металлических тренажеров.

После нескольких строго обязательных кругов легкого бега парни, конечно же, оккупировали футбольное поле, а девчонок физруки отправили играть в баскетбол.

Надо же было додуматься! Ни одна из десятиклассниц толком в баскетбол играть не умела, не представляла, что такое пробежка, как вести мяч, а если вдруг и попадала в корзину, то чисто случайно. Зато писку, визгу, обид и недовольства было предостаточно. Девчонками быстро овладевал азарт, а что делать, никто из них точно не знал.

Катя тоже сердилась. Она, в отличие от остальных, немного разбиралась в игре – Антон научил. Он любил баскетбол, часто играл с друзьями на этой самой площадке школьного стадиона. А иногда играл со своей девушкой, ну то есть с Катей. И теперь Булатову раздражала бессмысленная девчоночья возня, когда не представляют, как управляться с мячом, зато громко орут и усердно толкаются в неудержимом желании вырвать этот самый мяч из плотного переплетения чужих неумелых, но цепких рук и висят на нем кучей, словно шипящий клубок змей в период весенних свадеб.

Не умеют, так смотрели бы внимательно на Катю, запоминали, как она делает. Так ведь нет. И ее время от времени затаскивали в безумную свалку. И часто, случайно или нарочно, рядом оказывалась Катина соседка по парте – Лавренкова.

Играть она тоже не умела, но орала меньше других, зато суетилась больше: размахивала руками, мотала головой и постоянно корчила рожи. Ее даже как соперницу в матче невозможно было воспринимать серьезно.

Катя сумела выхватить мяч прямо из-под лавренковского носа, сделала шаг в сторону, готовясь к броску, вскинула руки.

Марина сердито вскрикнула, кинулась коршуном, пытаясь перехватить мяч в полете, в очередной раз широко взмахнула руками.

Костяшки пальцев с силой ткнулись во что-то упруго-твердое.

– А-а-а! – заорала Катя, сгибаясь от боли и хватаясь ладонями за лицо. – Совсем идиотка?

Марина растерянно замерла, только сейчас осознав, что коснулась вовсе не мяча. Да и не коснулась. Вдарила со всей силы.

– Кать, я не хотела. Я случайно. Извини! Очень больно?

– А если не очень, так еще добавишь, что ли? – прорычала из-за прикрывающих лицо ладоней Катя.

Марина совсем смутилась:

– Нет, но я… Правда, случайно.

– Да пошла ты… – оборвала ее Катя, раздраженно отстранила плечом толпящихся вокруг сочувствующих одноклассниц.

– Булатова, как ты? – подбегая, обеспокоенно спросил физрук.

– Замечательно, – зло буркнула Катя, обходя его стороной.

– Ты загляни в медпункт на всякий случай.

Булатова не ответила, даже не кивнула из вежливости, вышла за ограду стадиона, протопала до крыльца и скрылась в дверях спортивного зала. Там она торопливо переоделась, подхватила сумку и устремилась к выходу, низко опустив голову.

Вы только представьте, королева – низко опустив голову!

– Ты куда? – задержал ее охранник у самых дверей.

– Домой, – мрачно произнесла Катя.

– Не… – начал было охранник, но Катя резко вскинулась и уставилась на него.

Хватило одного взгляда. Как гоголевскому Вию или медвежонку Паддингтону.

Охранник опешил и даже сделал приглашающий жест, словно хорошо обученный швейцар: «Пожалуйте, ваше величество».

Мир выглядит странно, если смотреть на него одним нормальным глазом и одним заплывшим, выглядывающим сквозь узкую бойницу раздувшихся век.

Ну ты и зараза, Лавренкова!

Вечером Марине встретился Кирилл.

Раньше они очень часто виделись, потому что жили рядом и учились в одной школе хоть и в разных классах, а теперь…

Словно Лавренкова не в лицей перевелась, а вообще в другую жизнь, в другой мир, который миру Кирилла параллелен. Не то чтобы совсем уж безразличен, но пересечься они могут лишь при определенных условиях, которые складываются крайне редко.

– Ну чего? – сразу поинтересовался Кирилл. – Как там на новом месте?

– Нормально. – Марина равнодушно дернула плечом. – Школа как школа.

Кирилл внимательно вгляделся в ее лицо:

– Что-то не наблюдаю воодушевления и восторга.

Марина опять дернула плечом, намекая, что восторги абсолютно не обязательны.

– С одноклассничками не повезло? – проницательно определил Кирилл.

– Да не то чтобы… – Марина повела рукой, но потом ответила откровенно: – С одной. С одноклассницей. Я с ней за одной партой сижу.

И она рассказала про Катю.

Кирилл выслушал, усмехаясь, и заключил:

– Типичная самовлюбленная стерва. Красивая, но наверняка беспросветно тупая.

– Да ты что? – возмутилась Марина.

Видимо, она подобрала неудачные слова или говорила не с теми интонациями, или Кирилл судил чересчур категорично.

– Она очень хорошо учится!

– Еще и умная, значит? – Кирилл презрительно скривился.

– Слушай, Кир! Ты ведь даже не знаешь ее, а уже злишься. Она же тебе ничего плохого не сделала, – стремясь к справедливости, вступилась за одноклассницу Марина.

– Зато тебе сделала, – напомнил Кирилл.

Но Лавренкова опять не согласилась:

– Нет. Ты не понял. Просто не складывается у нас. А потом, это ведь я…

– Что ты?

Тогда Марина немножко рассказала про Катю. Точнее, про урок физкультуры и баскетбол.

– Ты ей фонарь засветила? – Кирилл довольно ухмыльнулся. – Серьезно?

Марина смутилась и опять почувствовала себя виноватой:

– Похоже, что так.

На следующий день Катя в школу не пришла, и Марина вполне вольготно чувствовала бы себя в одиночестве за четвертой партой у окна, если бы ни угрызения совести – вроде мелкие, но въедливые и острозубые. Потому что наверняка Катино отсутствие вызвано вчерашней неудачной встречей булатовского глаза с лавренковским кулаком. Марина тоже лучше уроки прогуляла бы, чем светила на всю школу новеньким фингалом.

Это мужчин шрамы украшают, а девушкам, тем более красивым, как известно, больше подходят бриллианты и прочие драгоценности.

Катя появилась в школе через день с мрачным готическим макияжем. Глаза густо подведены черным, тени на веках тоже черные. Только губы Булатова не стала красить ни темным, ни кроваво-красным. Сделала их бледными, почти сливающимися с тоном лица. А вот глаза редкого янтарного цвета, характерного не столько для людей, сколько для диких кошек, будто засветились, хищно и недобро.

Эффект получился потрясающим. Словно шествовала по школьным коридорам не живая девушка, а призрак, невеста Дракулы, ну или скорее всего одна из эриний – непрощающая