– Мошонка.
– Ага-ага, мышонка! Большая родинка на его мышонке. Теперь каждый день надо осматривать мышонку Джорджа, чтобы точно увидеть, что родинка не начала расти.
Для Гуань в семье нет никаких границ. Все открыто для препарирования – сколько вы потратили на отпуск, что не так с вашей кожей, почему вы выглядите обреченным, как рыба в аквариуме в ресторане. А потом Гуань недоумевает, почему я не встречаюсь с ней на постоянной основе. Сама она приглашает меня на обед раз в неделю, а также на каждое скучное семейное сборище. Например, на прошлой неделе Гуань устраивала вечеринку для тети Джорджа в честь того, что та получила гражданство США через пятьдесят лет, и т. п. Уважительной причиной не прийти может быть только какая-то глобальная катастрофа.
Она сетует:
– Ты почему не пришла вчера? Что-то случилось?
– Ничего.
– Заболела?
– Нет.
– Хочешь, я приду, принесу тебе апельсинов? У меня много, хорошая цена, шесть штук за доллар.
– Правда, не надо. Я в порядке.
Она, как бездомная кошка, месит мне лапками сердце. Всю мою жизнь она чистит мне апельсины, покупает конфеты, восхищается моими оценками, говорит, какая я умница, куда умнее ее. Но я-то ничего не делала, чтобы внушить Гуань любовь к себе. В детстве я часто отказывалась играть с ней.
Все эти годы я кричала на нее, говорила, что стыжусь ее. Не помню даже, сколько раз я врала, чтобы с ней не встречаться. Тем временем Гуань всегда воспринимала мои вспышки гнева как полезные советы, хлипкие оправдания как добрые намерения, а редкие знаки внимания как горячую сестринскую любовь. Когда я в очередной раз не выдерживала, то начинала ругаться на чем свет стоит и заявляла, что Гуань сумасшедшая. Но прежде чем я успеваю взять назад обидные слова, Гуань гладит меня по руке, улыбается и смеется. Рана, которую я нанесла, тут же заживает, а меня мучает чувство вины.
* * *
В последние месяцы Гуань стала еще более невыносимой. Обычно после третьего моего отказа она отстает. Но теперь ее разум словно бы заело. Когда она меня не бесит, я начинаю беспокоиться, не случился ли с ней снова нервный срыв. Кевин говорит, что причина, наверное, в том, что Гуань переживает климакс. Но я знаю, что дело не только в этом. Навязчивые идеи мучают ее сильнее обычного, она чаще заговаривает о призраках и почти в каждом разговоре со мной упоминает Китай, мол, надо поехать туда, пока все не поменялось и не стало слишком поздно. Слишком поздно для чего? Она не знает.
Еще и мой брак… Она просто отказывается принять, что мы с Саймоном расстались. На самом деле она даже пыталась помешать разводу. На прошлой неделе я устраивала вечеринку в честь дня рождения Кевина и пригласила парня, с которым сейчас встречаюсь, Бена Апфельбаума. Когда он сказал, что озвучивает рекламу на радио и все считают, что у него талант, Гуань протянула:
– У нас с Либби-а тоже таланты, мы выпутываемся изо всяких сложностей и ищем свою путь! Правда, Либби-а? – Она изогнула брови. – Думаю, твой муж Саймон со мной согласен, ага?
– Мой почти уже бывший муж, – сказала я, после чего пришлось объяснять Бену: – Я получу развод через пять месяцев, пятнадцатого декабря.
– А может, нет, – сказала Гуань, а потом засмеялась и ущипнула меня за руку, после чего повернулась к Бену: – А вы знакомы с Саймоном?
Бен покачал головой:
– Мы с Оливией познакомились на…
– Очень красивый, – прощебетала Гуань, а потом приложила руку ко рту с одной стороны и сказала таким тоном, будто это секрет: – Саймон выглядит как брат-близнец Оливии. Он наполовину китаец.
– Наполовину гаваец, – поправила я. – И мы вообще не похожи!
– А чем занимаются ваши мать-отец? – спросила Гуань, внимательно осматривая кашемировый пиджак Бена.
– Они на пенсии и живут в Миссури.
– В ссоре? – Гуань зацокала языком, пропустив мимо ушей первый слог названия штата. – Печально.
Каждый раз, когда Гуань упоминает Саймона, мне кажется, у меня лопнет голова от натуги, так сильно я пытаюсь не заорать от гнева. Ей кажется, что, раз мы разводимся с моей подачи, значит, я в силах все отыграть назад.
– Почему не можешь простить его? – спросила она меня после той вечеринки, обрывая сухие цветки орхидей. – Упрямство и злость вместе. Очень плохо для тебя.
Когда я не ответила, Гуань попыталась подойти с другой стороны:
– Мне кажется, у тебя к нему все еще сильная чувства! Очень-очень сильная! Ты посмотри на свое лицо. Красное! Это любовь течет из сердца. Я права? Отвечай: права?
Я перебирала почту и на всех конвертах, адресованных Саймону Бишопу, писала «ВЫБЫЛ». Мы с Гуань никогда не обсуждали причины нашего с Саймоном разрыва. Она бы не поняла. Все слишком сложно. Я не могу списать все на какое-то одно событие или ссору. Наш разрыв стал результатом сразу многих факторов: неправильное начало, неподходящее время, годы замалчивания проблем. Мы были вместе семнадцать лет, а потом я поняла, что хочу чего-то большего. Саймону же, похоже, и этого было много. Разумеется, я его любила, даже слишком. Он меня тоже любил, но недостаточно. Я просто хотела быть для кого-то первым номером и больше не желаю принимать эмоциональные подачки.
Но Гуань всего этого не понимает. Она не знает, что можно обидеть так, что обратной дороги не будет, потому что верит всем, кто просит прощения. Она наивна, из разряда легковерных людей, которые принимают рекламу по телевизору за чистую монету. Только посмотрите на ее дом, он битком набит всякой белибердой: ножи для резки и шинковки, соковыжималки, фритюрницы. Стоит только что-то назвать с экрана, Гуань тут же побежит, купит «всего за девяносто пять долларов» и купится на «заказывайте прямо сейчас, скидки только до полуночи».
– Либби-а, – сказала Гуань мне сегодня по телефону. – Мне нужно кое-что тебе рассказывать. Очень важную историю. Мы сегодня говорили с Лао[14] Лу и решили, что вам с Саймоном нельзя разводиться.
– Как мило! Вы решили. – Я в тот момент подводила баланс в чековой книжке, складывая и вычитая, а потому слушала ее вполуха.
– Мы с Лао Лу. Ты его помнишь.
– Да, двоюродный брат Джорджа. – Такое впечатление, что все китайцы Сан-Франциско приходились мужу Гуань родственниками.
– Нет-нет! Лао Лу не брат! Как ты могла забыть? Я тебе много раз говорила об нем! Старый человек, лысая голова. У него могучие руки, могучие ноги и могучий характер. Как-то раз он потерял терпение и голову тоже. Отрубили! Лао Лу говорит…
– Погоди минуту. Чувак без головы дает мне советы относительно брака?
Гуань зацокала языком.
– Отрубили сто лет назад, а теперь нормально выглядит, нет проблем! Так вот Лао Лу думает, что если мы – я, ты и Саймон – поедем в Китай, то все нормально. Нормально, Либби-а?
Я вздохнула:
– Гуань, у меня нет