— Советник Изар болен, — сказала Шаула. — Он заперт из-за желудочного вируса. Мы даже не знаем, будет ли он на твоем суде.
Моя паника вспыхнула.
— В совете остается всего шестеро, — трое из них были жаркими сторонниками Пророчества, один часто переходил на их сторону, выслушав уговоры. Изар был моей единственной надеждой, если не ради меня, то в последней попытке действовать не войной.
— Моя власть позволяет разрешить ничью на суде, если такое будет, — сказала Шаула.
Я заставила себя думать связно и посмотрела на нее.
— Селено должен будет подтвердить приговор, что они вынесут.
— Я ожидаю получить его подпись до конца недели, — кивнула она.
Я уставилась на нее.
— До суда?
— Он был свидетелем, Джемма, еще и жертвой твоих поступков. Ему не нужно слушать показания или аргументы. Он принял решение.
Ее тон делал последствия ясными. Я сжала кулаки.
— Позвольте поговорить с ним, — сказала я. — До суда.
— Нет.
— Прошу.
Она тихо смотрела на меня мгновение, сжав губы в тонкую линию.
— Ты снова думаешь, что я верна тебе, Джемма. Это была твоя первая ошибка. Я верна Пророчеству, и твоя верность должна быть такой. Ты всегда, похоже, верила, что можешь создать мир, что подходит твоим требованиям. И теперь тебя не должно удивлять, что ты пожинаешь последствия эгоистичных верований.
Я отвела взгляд, лицо пылало, горло сдавило знакомым образом. Я несколько раз моргнула.
Шаула тоже узнала признаки. Она вскинула голову.
— Ты не имеешь права плакать.
Ее не волновало, что я не могла остановить слезы. Это была мгновенная невольная реакция на любой стресс: от неудавшихся иллюстраций до разрушения страны и моей жизни с ней. Я провела костяшками под глазами.
— Если я не могу поговорить с Селено и советом, могу я хоть отправить письмо? — спросила я.
Она повернулась, решительно застегивая плащ с меховым подбоем.
— Конечно, нет.
— Мне не приходило писем?
На ее лице отразилось отвращение из-за моих наивных вопросов.
— Довольно. Ты все еще не понимаешь, что тебя ждет суд за измену. Если у тебя остался разум, не проси дать тебе автономию, а проведи следующие дни в искреннем раскаянии. А мне надоело, Джемма. Ересь твоей матери — болезнь нашей семьи, и твое предательство ничем не отличается. Ты предательница, и я не признаю тебя своей племянницей.
Она покинула комнату, взмахнув плащом. Направляясь к охраняемой двери, она бросила через плечо:
— Писарь прибудет завтра за твоими показаниями.
Я подняла голову от ладоней, дверь закрылась.
Это не имело смысла.
Писарь уже брала мои показания.
* * *
Я проснулась, упав с кровати.
Я забарахталась, ожидая твердое столкновение с полом в любой миг. Но этого не было. Я не сразу сонно поняла, что остановилась на половине пути, и меня поддерживало сзади что-то, удивительно похожее на человеческое тело.
— Что? — прохрипела я.
— Тихо, — шепнул хриплый голос, едва слышный за свистом ветра снаружи — буря усилилась. Человек за мной поднял меня на ноги, набросил плащ мне на плечи и схватил меня за предплечье. Я пыталась проснуться — или еще спала — но тут меня повели к двери спальни.
В коридоре было холодно, и я быстро поняла, что это из-за открытой двери во двор. Снежинки летели мне в глаза.
Я впилась пятками в пол.
— Стойте, — сказала я, впившись в ладонь на своем предплечье. — Отпустите меня!
— Тихо, — снова сказал голос. Хоть и приглушенный, он звучал как женский. Ее голова была скрыта темным капюшоном и шарфом.
Я сопротивлялась.
— Пустите меня!
Она зашипела на меня.
— Ты хочешь выбраться отсюда или нет?
— Я…
— Тогда слушайся. Хватит бороться. Мы пройдем по двору, — она вытащила меня под кружащийся снег. Ветер засыпал снегом стену, избивал голый тополь. Я спотыкалась, ноги скользили по замерзшим камням.
— Вы меня обули? — охнула я.
— Ты всегда спала крепко.
Мы промчались к тополю. Она толкнула меня к стволу, моя спина прижалась к коре. Я вдохнула холодный воздух, все еще пытаясь понять, что происходит. Мне кричать?
Она отпустила мою руку и встала, широко расставив ноги. Она убрала руку за голову и мощным взмахом бросила что-то к стене по периметру. Как только это вылетело из ее руки, она нырнула ко мне, прижалась поверх меня и зажала руками мои уши.
Мир стал желто-белым. Взрыв сотряс воздух, растеклась волна жара. Я вскрикнула, но звук затерялся за грохотом ветки тополя, упавшей на землю в паре футов от нас.
Женщина отодвинулась и схватила меня за предплечье. Я ошеломленно следовала за ней от дерева, увидела дымящуюся дыру в стене на месте треснувшего фонтана.
Люди кричали где-то за нами, но мы уже были на груде обломков. Я скользила на кусках кирпича и убрала ее ладонь со своей руки, предпочитая взбираться самой.
Я следовала за краем ее черного плаща, спотыкаясь о заснеженные кусты. Я знала, что каньон должен открываться где-то справа от нас, но в буре видно не было. Я надеялась, что мой освободитель — похититель? — знала, куда идет, иначе нашими последними воспоминаниями будет полет к реке Каллаис.
Мы бежали не долго. Камни возвышались во мраке, где мул был привязан к старому можжевельнику, его уши прижимались к голове от шума.
— Залезай, — сказала женщина.
Я сунула ногу в стремя, другую перекинула через спину мула. Женщина отвязала мула и забралась за мной. С резким толчком она повела зверя бегом по равнинам.
Я пригибалась к жесткой гриве, снежинки жалили глаза. Ветер ревел в каньоне, трепал мой плащ, терзал мою ночную рубашку. Не было видно ничего, кроме снега, и я знала, что мул видит не больше меня. Желудок сжался, когда мул споткнулся о ямку, но удержался на ногах.
— Из всех ночей! — закричала я, пальцы сжимали гриву мула.
— … в эту они не смогут нас отследить! — закончила она за меня.
Я стиснула зубы, но спорить не могла.
Мы уходили от темницы, направлялись к главной дороге вдали, хотя до нее была еще миля открытого пространства.
— Мы отправимся к берегу? — крикнула я.
— Надеюсь, они так и подумают, — ответила она.
Через полчаса напряженной езды мы добрались до постепенной впадины в земле. Узкий горный ручей вился у ее основания, женщина направила мула туда. Мы шли вверх по течению, капли брызгали мне на ноги. Пальцы ног немели, женщина повела мула к берегу. Я хотела спросить, зачем такие неудобные действия, но могла догадаться — если снег не скроет наши следы, преследователи поймут, куда мы повернули, решат, что мы двигались к главной дороге. А мы выбрались из реки на той же стороне, откуда забрались, и побежали обратно к каньону вдали.
Было позднее, чем я думала. Когда мы снова приблизились к краю, небо на востоке стало светлеть, становясь серым без солнца. Снегопад не утихал, это помогало и мешало. Мы приближались к каньону, женщина спешилась и повела мула среди камней, чтобы