— Дуб не мертв, — сказал Тобиас, прежде чем Бонди успел открыть рот.
Он знал это, как знал и лесоруб, потому что оба разбирались в деревьях, но еще и потому, что Нелюдим из Зеленой лощины чувствовал мерное, изумрудное биение сердца леса. Можно срубить ствол, но дерево даст побеги, если сохранить его корни. Весной лес напоит их соками, солнце разбудит. И нет корней длиннее и сильнее, чем у старого дуба.
— Мы не можем выкорчевать пень, — вздохнул Бонди. Он тоже держал пистолет на изготовке. Тобиас надеялся, что миссис Сильвер снабдила его серебряными пулями. — Для этого нам понадобится лошадь и цепь, или даже порох, учитывая размеры дерева.
В голосе лесоруба слышался страх: разумеется, его пугал туман и звуки, доносившиеся из морока.
— К утру все должно быть сделано, — отрезала миссис Сильвер.
— Это невозможно, мэм…
— Дайте мне это сделать, — сказал Тобиас.
Бонди уставился на него. Светлые глаза миссис Сильвер тоже обратились к нему. Но она не выглядела озадаченной, в отличие от парня. Тобиас кивнул ей. Через мгновение она кивнула в ответ и предупреждающе подняла руку, когда Бонди открыл рот, чтобы возразить.
Тобиас повернулся к пню, огромному, как обеденный стол в поместье.
— Выходи, — пробормотал он. Затем вдавил стопы в землю на ширине плеч. Закрыл глаза. Прислушался к лесу.
Медленно и изумрудно Тобиас ощущал лесную жизнь, которая была его сущностью все эти четыре столетия. Она разливалась густым, ровным потоком, связывая все воедино: неспешную силу деревьев, укорененных в почве, мощную искрящуюся магию дриад — Тобиас отчетливо слышал среди них Куманику, ясную как день, молодую и сильную — и слабые, но неотъемлемые голоса папоротников, трав, мхов и грибов. Вплетались в этот поток трели певчих птиц, крики ворон, торжественное уханье сов, испуг оленей и суета зарывающихся в норы кроликов; лисы, барсуки и змеи, мотыльки и мошкара — все, что было лесом и проживало свой век под сенью старого дуба, слилось в единую песнь леса. Как и дуб, не более мертвый, чем Тобиас. Огромный пень — все, что от него осталось.
В этот момент… Тобиас почувствовал, как внизу, под ногами, что-то распалось. Подкошенный, он рухнул на колени, едва не задохнувшись от внезапной волны зловония, вырвавшейся из ниоткуда. Это была не гниль. Лес мог гнить: разложение питает почву, в сырой темноте дает жизнь грибам. Тут другое. Гнусь, препятствующая очищающему разрушению. Год за годом она вживлялась в ткань дерева, сочилась ядом, затаившись во тьме. Тобиас фыркнул, с трудом сопротивляясь мерзости, которая утягивала его внутрь. Пень, напомнил он себе, хотя едва ли мог сказать, что за этим стояло: и Сильвер, и мать Сильвера, и несчастный лесоруб — все казалось мимолетным сном. Пришло время выкорчевать пень.
Корни шевелились в земле, словно могучие змеи. Почва прянула от них. В глубине что-то треснуло и застонало, и Бонди сдавленно выругался, а миссис Сильвер вытянулась как струна. Тобиас услышал собственный безмолвный рев, и пень извергнулся из содрогающейся земли.
Прошло немало времени, прежде чем Тобиас смог подняться. Когда ему удалось распрямиться и сфокусировать взгляд, он увидел, что Бонди без чувств лежит на земле. Миссис Сильвер с интересом разглядывала Тобиаса. Пень и клубки спутанных корней лежали среди обрубков на поляне. Посеребренный лунным светом туман стоял непроницаемой стеной. А там, где некогда высился дуб, зияла, словно бездонная пропасть, яма. Тобиас все еще чувствовал ту мерзость, что пузырилась на ее дне.
— Неудивительно, что Генри был совершенно вами очарован, — мягко сказала миссис Сильвер, все еще глядя на Тобиаса. — Вы, мистер Финч, просто чудо среди сверхъественного.
Тобиас хмыкнул.
— Что ж. — Женщина обратила внимание на зияющую дыру. — Давайте спустимся.
Тобиас не мог бы придумать, чего ему хотелось меньше. Но миссис Сильвер подошла к нему, властно протягивая руку.
— Я уже не столь бодра. И буду признательна за помощь.
Они вместе спустились вниз. Земля под ногами шевелилась от ползучих тварей, в панике разбегающихся в безопасную темную сырость. С каждым шагом во рту Тобиаса становилось все кислее. Мать Сильвера храбро держалась, но ее ладонь слишком крепко стискивала руку Тобиаса. Впадина оказалась неглубокой: ровно такой, чтобы в ней помещался старый-престарый дуб. Обрывки корней все еще торчали из земляных стен.
— Надеюсь, Бонди в безопасности, — пробормотала миссис Сильвер.
Тобиас поднял глаза и понял, что она имела в виду: туман, сгустившийся над поляной, теперь стекал во впадину. Звезд на небе Тобиас уже не видел. Темно не было, но он знал, что все вокруг озарено не лунным светом.
Миссис Сильвер споткнулась.
— Осторожнее, — предупредил Тобиас.
— Не следовало мне смотреть вниз, — в ее голосе сквозило потрясение.
Тобиас опустил глаза и с трудом заставил себя оторваться от зрелища: они шли по костям. Даже одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: под их ногами десятки, сотни тел. Среди человеческих останков виднелись лошадиные черепа. Под дубом оказалось кладбище, год от года уходившее глубже в землю, питавшее лес и питавшееся лесом.
В центре всего они увидели камень, изъеденный временем, покрытый длинными бороздками. Тобиас никогда не видел его раньше. Он почувствовал древнее дыхание валуна, который был старше святилища в деревне, старше курганов в холмах.
— Полагаю, это алтарь, — сказала миссис Сильвер нарочито спокойно.
— Уху. Для старых богов.
На камне лежали два тела. Одно — старая серая кожа, сквозь которую просвечивались желтые кости. Одежда — гнилые лохмотья, а на виске — вмятина, будто что-то проломило череп. Волосы, заплетенные в хрупкую косу, еще сохранили свою рыжину.
Костлявые руки с длинными желтыми ногтями сжимали Генри Сильвера.
Юноша лежал со слабой улыбкой, будто видел приятный сон. Каштановые кудри упали на лицо, ворот и манжеты сорочки были расстегнуты. Сильвер снял сапоги, прежде чем лечь: они аккуратно стояли у подножия алтаря. Миссис Сильвер расправила плечи и подошла к камню. Она подхватила сына под мышки, чтобы вырвать из объятий мертвеца. Тобиас мог бы ей помочь: Сильвер был слишком тяжел для хрупкой женщины, а для него — весил не больше пушинки. Он мог бы помочь, но глаз не мог отвести от Фабиана.
Возможно, в той, старой жизни он мгновенно бросился бы спасать любимого человека из лап древнего и уродливого колдовства. Возможно. Однако иссохшее тело Фабиана и не пыталось удержать Сильвера. Оно вообще не двигалось. Тобиас неотрывно смотрел на вмятину у виска, и перед глазами стояло видение — тень на лице Фабиана, когда тот забрал Сильвера, и тут же всплыло воспоминание о том, как его собственный череп сминается от удара камнем.
— Мама? — послышался сонный голос Сильвера. — Мистер Финч?
— Генри, ей богу, как можно быть таким идиотом, — проворчала миссис Сильвер.
— Мама, — запротестовал