Сильвер подарил ему трость, и утром Тобиас направился через красивый сад к темнеющей гуще деревьев на границе поместья. Приближаясь к лесу, с каждым шагом он чувствовал себя сильнее: когда на опушке завиднелся ежевичник, трость уже казалась лишней. Куманика с ее немигающими глазами-солнцами ждала, свернувшись калачиком среди колючек.
— Я вернулся, дорогая. — Тобиас шагнул в тень деревьев.
И тут же его окатила изумрудная волна. Он вдохнул, потом еще раз, наполняя легкие ароматами прошлогодних листьев, полнокровной жизни и осеннего света. Тобиас почувствовал, будто сам мог врасти ступнями в теплый перегной и стать деревом, могучим дубом, взмывающим к небу, братом старого дуба, который правил лесом. Ах, подумал Тобиас, и больше ничего. Сильвер с его каштановыми кудрями и простодушными историями казался чем-то смутно далеким. Ах, лес. Что бы ни случилось, сколько бы лет ни пронеслось мимо, у Тобиаса был он.
Тобиас посмотрел на трость, которую все еще держал в руке, и крепко воткнул ее в добрую почву под ногами. Он услышал, как пустила корни, ожила мертвая древесина, и резьба на ней искрошилась под натиском ветвей. Куманика встала рядом с Тобиасом и, протянув руки, вложила в трость частичку своей силы, силы дриады, — спустя десять минут перед ними красовалось молодое деревце.
— Спасибо, — поблагодарил Тобиас.
Куманика поцеловала его в щеку, оставив на ней красную царапину.
Тобиас направился к своему дому.
Как же хорошо было там, в тишине, среди деревьев. Время года не слишком подходящее для попыток спасти огород, который Куманика испортила в своем рвении защитить Тобиаса, но запасов, чтобы пережить зиму, должно было хватить.
Потянулись дни, Перл, в основном, дремала на кровати, а по ночам охотилась. Тобиас оставался дома, берег больную ногу и слушал лес. Тот был спокоен. Никаких бродячих дриад. Все замерло в ожидании конца зимы: лес не хуже Тобиаса знал, что вернется вместе с солнцем.
Пару раз Тобиас позволял Сильверу найти его дом и навестить. Он заплетал волосы в косу, когда чувствовал приближение гостя, неуклюже ломящегося сквозь подлесок на опушке. Особых причин для этого не было, но за те недели, что Тобиас провел в мягкой постели в доме Сильвера, у него вошло в привычку убирать волосы с лица. Сильвер продолжал гоняться за своими бабочками. Однажды он повел Тобиаса к старому святилищу, чтобы показать подношения, которые люди по-прежнему оставляли на алтаре, отринув все достижения современной цивилизации.
— Видите здесь пятна, — произнес он с удовлетворением. — Кровавая жертва.
— Или ежевичный сок. — Тобиас старательно прятал улыбку. — Эти ягоды протравят что угодно.
Сильвер умолк. Ничего выдающегося в ежевике нет, подумал Тобиас. С осени не было никаких жертвоприношений. Пара подношений в год — лучшее, на что он мог надеяться. Иногда какая-нибудь мелочь на солнцестояние.
В другой раз Сильвер притащил к Тобиасу лесоруба Чарли Бонди. Бедняга умирал от смущения и никак не мог перестать извиняться за свой выстрел.
— Я ведь что, мистер Финч, — лепетал парень. — Я ведь как увидел вас…
— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Тобиас твердо.
— Да ежели вы выросли в здешних краях, то знаете, — Чарли не затихал. — И я знаю ж, бабкина сказка. Но только вы когда вышли там из темноты, с волосами своими и всем прочим…
— Все в порядке! Все в порядке, — повторил Тобиас.
— Что ж, надеюсь вы усвоили, мистер Бонди, как опасны суеверия, — сурово отчитал лесоруба Сильвер, словно школьный учитель. А ведь сам хозяин поместья едва ли был старше Чарли.
— О, конечно! Да! — воскликнул Бонди.
— Я знаю, о лесе Зеленой лощины многое болтают, — продолжил Сильвер. — Но все это исключительно легенды. Здесь нет дриад, диких людей, сказочных королей или чудовищ. Не так ли, мистер Финч?
— Короля Фей я не видал, — заметил Тобиас.
Чарли ушел, все еще смущенный. Тобиас посмотрел в глаза Сильверу.
— В этом не было необходимости. Бедняга не хотел причинить вреда.
— Молодому человеку, если он не желает причинить вред, не следует стрелять из пистолетов.
Тобиас пожал плечами.
— И я скажу: все хорошо, что хорошо кончается.
Внезапно Сильвер засмеялся.
— Конечно, скажете. Должно быть, вы самый великодушный человек на свете.
* * *
Приближалось зимнее солнцестояние. Сильвер пропал на какое-то время — уехал к зловещей матушке. В ночь перед новым годом окончательно поправившийся Тобиас, вооруженный веткой омелы и кремниевым ножом, разделался с упырем, лиходействовавшим в курганах. Куманика сопровождала Тобиаса. Она больше не позволяла ему выходить одному и всюду следовала по пятам, стелясь колючими зарослями.
— Это случилось лишь однажды, дорогая, — раздраженно говорил ей Тобиас.
Куманика улыбалась, обнажив острые коричневые зубки.
— Мисс. Разве нет?
— Нельзя назвать девицу «мисс», если она повсюду таскается за тобой. Это не дело для дриады, дорогая. Тебе следует прорасти. Стать большой и высокой, как твои сестры.
— Так вот что ты сделал? — сказала Куманика. — Ты ведь намного больше любого человека. Прорастил себя?
Тобиас задохнулся от приступа смеха.
— Не совсем. Но ты близка к истине.
* * *
Сильвер вернулся, когда появились первоцветы. Как-то утром Тобиас позволил Куманике украсить несколькими свою шевелюру и вспомнил о них, когда Сильвер, заскочивший его навестить, уже ушел. Гость тогда ничего не сказал. Тобиас старался наслаждаться весенними деньками, как дриады. Что оказалось вовсе не простым делом. Приближалось равноденствие. В запасе было еще несколько месяцев, но каждый день Тобиаса начинался с восходом солнца и мыслью о том, что происходит из года в год.
А потом Сильвер услышал историю.
— Разбойники Зеленой лощины, — удовлетворенно произнес он однажды вечером, сидя у очага. — Уверен, вы не слышали о них. Очень редкая легенда. Увлекательнейшая смесь мифов, сказок и истории. Вам же знакомо поместье? — Ответа он не стал дожидаться. — Я купил его у поверенного предыдущих владельцев, и он никогда не упоминал об этой истории, что весьма необычно: как правило, в таких делах любят подпустить местного колориту. Но потом я написал леди Рафеле, и ее ответ пришел на прошлой неделе. Она пребывала в неведении, но обратилась к семейным архивам и, по-видимому, эта ветвь генеалогического древа упоминается в них несколько раз в связи с неким грандиозным скандалом. Все сходится! Святые небеса, я начал не оттуда. Должно быть, выгляжу как полоумный.
— Глубоко вдохните, — посоветовал Тобиас. Он старался думать об искрящем энтузиазме Сильвера, о его светлых глазах, сияющих под каштановыми кудрями, а не об истории. Он ее знал. Конечно, знал.
— Фабиан Рафела. — Сильвер произнес имя так звонко и звучно, как Тобиас не слышал уже много веков. — Или Рыжий Фейри, как его еще звали. Связь с местными сказками очевидна, без сомнения, он прибегнул к ним. Насколько я могу судить, на самом деле этот человек был местным лордом, который во время какой-то