Отец Стивен предоставил слово детям Лео, Ральфу и Саломее, и сердце Кэт сжалось. Она завороженно смотрела, как к аналою идет высокий худой юноша вместе со своей сестрой, которая была гораздо ниже его. Она никогда не встречалась с ними, но знала, что Ральфу семнадцать лет, а девочке только восемь. Месяц назад Лео упомянул про день рождения сына.
Ральф в темном костюме и узком черном галстуке старался выглядеть уверенно, но его опущенные плечи и нетвердая походка выдавали истинное состояние. И все это заметили. Саломея же в клетчатом черно-зеленом платье и лакированных туфлях, наоборот, казалась очень собранной. Светлые волосы были заплетены в две тугие толстые косы. Когда Ральф остановился, она встала рядом с ним, выпрямив спину и расправив юбку.
Ральф должен был читать двадцать первый псалом «Господь – пастырь мой…». Он открыл рот, но издал лишь хриплый стон. Кэт задержала дыхание – неужели он сейчас расплачется? Она чувствовала, что всем присутствующим стало неловко, и внезапно прониклась жалостью к этому юноше. Он ведь потерял отца! Но, к ее облегчению, Ральф откашлялся, и его голос зазвучал громко и отчетливо.
Голос оказался низким и очень выразительным, чего Кэт не ожидала. Трейси, наверное, назвала бы его высокомерным, но Кэт знала, что этот мальчик рос в самых обычных условиях. Он посещает государственную школу, как и она когда-то.
Пока Ральф читал, она постаралась разглядеть его. Однажды ей удалось уговорить Лео показать фотографию сына, и он достал снимок из портмоне. Но видеть Ральфа вживую – это совсем другое дело. Кэт хотелось как следует рассмотреть его: нос, глаза, рот, линия подбородка, выражение лица – она искала в нем черты того человека, которого любила.
Лицо Лео было испещрено морщинами, их было особенно много вокруг глаз и по углам рта, лоб бороздили глубокие складки. Кэт с трудом представляла, как он выглядел в молодости. Но Ральф явно унаследовал гены своего отца. У него было такое же волевое лицо: красивое и худое, с глубоко посаженными глазами. А вот нос у Ральфа меньше, и волосы гораздо светлее, чем у отца, – темного, почти жгучего брюнета с сединой на висках.
Закончив читать первую часть псалма, Ральф сделал шаг назад, чтобы уступить место Саломее. Девочка интересовала Кэт гораздо меньше, и она сдвинулась влево в сторону прохода. Теперь она видела спину женщины, которая, вероятно, была Викторией – два места рядом с ней сейчас пустовали. У нее были широкие крепкие плечи и копна кудрявых волос, собранная на затылке, – их буйство сдерживали заколки.
«Надо же, какая она седая!» – удивилась Кэт. Она часто рисовала эту женщину в своем воображении, представляя ее красивой и утонченной дамой в возрасте. А та, что сидела сейчас спиной к ней, выглядела старой и какой-то помятой.
Саломея закончила читать псалом, и они с Ральфом вернулись на свои места. Зазвучал гимн «Господь, ты пастырь мой», однако Кэт не присоединилась к общему хору. Боясь, что не сможет сдержаться и разрыдается, она лишь шевелила губами.
Конец службы прошел для нее как в тумане. Священник говорил очень долго, перечисляя все достижения Лео, его награды, неоценимый вклад в развитие музыки, место в истории и многое другое. Когда он упомянул Викторию, «спутницу жизни Лео в течение многих лет, мать его детей и его самого преданного и дорогого друга», Кэт навострила уши. Какая необычная характеристика этой женщины! О Мэдди, любовнице Лео, и их общем ребенке не было сказано ни слова. О Кэт, разумеется, тоже никто не упомянул, потому что они даже не догадывались о ее существовании.
«Он любил меня! – хотелось кричать Кэт. – Мы с ним лучше всех понимали друг друга!» Подобное признание дало бы этим горделивым придуркам, так называемым друзьям и подругам Лео, отличный повод для сплетен. Но она слишком любила Лео и не собиралась портить траурную церемонию.
Когда зазвучала сто пятьдесят шестая кантата Баха «Стою одной ногой в могиле», по щекам Кэт покатились слезы. Музыка была такой красивой и печальной, что она готова была стоять и слушать ее вечно. Но нужно идти.
Она выскользнула из дверей часовни, когда гости еще оставались на своих местах, и на секунду замерла на каменных ступенях, глядя на ровный зеленый газон и серые могильные камни, тянувшиеся до горизонта. Дул ветер – из тех, которые приносят с собой холод, пробирающий до костей. Тусклый солнечный свет совсем не давал тепла, и Кэт почувствовала, что замерзает в своем тонком костюме. Она задрожала. Что ж, все закончилось: несколько слов, одна-две короткие молитвы, немного музыки и печь крематория. Кэт, конечно, не верила ни в жизнь после смерти, ни во что иное. Конец – это конец.
Лео было семьдесят восемь лет, но она никогда и мысли не допускала о его смерти. Он был настолько выдающимся человеком, огромным – не по росту, а по масштабу яркой личности. Излучал невероятную мощь и энергию и был из тех, кто первым бросается в глаза в любой компании. Такие, как он, не умирают…
Что она будет делать без него? Кэт чувствовала себя очень одинокой! Стон, который она сдерживала в груди, пока шла служба, вырвался наружу. Кэт попыталась замаскировать его кашлем, но у нее перехватило горло. Не следует возвращаться домой в таком состоянии.
Она огляделась по сторонам и, заметив справа большое дерево, побежала к нему так быстро, насколько ей могли позволить туфли на каблуках – совершенно непривычная для нее обувь, – и спряталась за ним. Услышала, что из часовни начали выходить люди: зазвенели детские голоса, захлопали двери, заурчали двигатели автомобилей.
Маленький мальчик в сером шерстяном пальто пробежал мимо нее с криком: «Не догонишь, не догонишь!» Кэт старалась стоять тихо, но он, видимо, все равно заметил ее, и, едва взглянув на нее, бросился назад с криком «Мама!».
Кэт опустилась вниз и, прижавшись спиной к твердому бугристому стволу, обхватила голову руками. Земля была холодной и влажной, рукава жакета уже промокли от слез, но Кэт было безразлично. Внезапно раздался чей-то голос, и она вздрогнула.
– С тобой все в порядке? – Кто-то осторожно трогал ее за плечо.
Кэт подняла голову и сквозь слезы увидела женщину средних лет с большими серыми глазами, которые светились добротой, хотя было очевидно, что она недавно плакала. В копне кудрявых волос блестела седина. Наверное, она пыталась собрать волосы на затылке, но получилось неаккуратно, и несколько выбившихся прядей падали ей на лицо. Она была в черном жакете, а в ушах покачивались серебряные серьги.
Кэт узнала