Стань моим завтра

ЗЕЛЬДА

Десять лет назад похитили мою младшую сестру. Ее не удалось спасти.

Я никогда не плакала. Но изливала боль в своем графическом романе.

Моя героиня гналась за похитителями детей, чтобы помешать им исполнить свой замысел.

Когда все стало хуже некуда, я познакомилась с Бекеттом.

Его сердце было добрым, но душа тонула во мраке собственного прошлого.

Он чувствовал вину, как и я.

БЕКЕТТ

Я покончил с будущим, когда пошел на то преступление, совершив адскую глупость.

Мой путь не был устлан розами. Я был беден и отчаян.

В мире столько грязи, что, когда находишь свет, тянешься к нему изо всех сил.

Зельда была именно такой. Красивая, творческая, с зелеными глазами.

Мы все совершаем ошибки. Но есть те, которые исправить уже нельзя.

Я не могу и не хочу портить ей жизнь.

Сожаление разъедало ее сердце, не давая шанса на искупление.

Чувство вины сжигало его изнутри, словно пожар.

Смогут ли они обрести силы, чтобы жить дальше?

«Я могла признать, что он не был ни сентиментальным, ни эмоциональным. Никакой слезливой романтики. Только насилие и стремительный сюжет. Это была антиутопия с путешествиями во времени, полная крови и мести. Моя героиня охотилась за педофилами и похитителями детей, чтобы помешать им исполнить свой замысел и убить их. Так она пыталась спасти свою душу от чувства вины и сожалений, с которыми она жила после гибели собственного ребенка. Рядом с ней не было рыцаря в сияющих доспехах, готового сделать это за нее. Разве не такого желали читатели? Разве им не хотелось увидеть новую Джессику Джонс или Черную Вдову? Сильную героиню, которая надирает злодеям задницы и не нуждается в том, чтобы ее спасал мужчина? Нет, они желают душу. Удачи им с этой фигней. Мою душу вырвали из меня десять лет назад, когда однажды летним днем мою девятилетнюю сестру Розмари похитили из продуктового магазина в Филадельфии. Это кошмарное действо развернулось между полок с хлопьями и супами. Оно происходило у меня на глазах, но я ничего не смогла сделать. Я подвела ее, и с тех самых пор чувство вины съедало меня изнутри, словно злокачественная опухоль. Графический роман «Мама, можно…?» родился из этой адской боли.»