Неодобрение обеих матерей в сочетании с начавшейся войной лишь укрепляло решимость связать наши судьбы. Когда Арчи дали трехдневный отпуск во время рождественских каникул 1914 года, мы, несмотря на протесты его матери, у которой в то время жили, в канун Рождества поженились. Все было проделано в такой спешке, что я даже не успела толком подготовиться и выглядела, должно быть, кошмарно в смешной фиолетовой бархатной шляпке. Но тогда это не имело значения, мы были слишком счастливы.
Открылась входная дверь, и раздался крик Розалинды:
– Мама, мама! Мы вернулись!
Я вытерла глаза платком, посмотрела на себя в зеркало и спустилась к своему ангелочку.
– Жалко, что ты не видела, как смешно вел себя Питер, – сказала она, снимая пальто. – Он познакомился с таксой по имени Фредди, когда мы гуляли около площадки для гольфа. Они носились друг за другом, а потом неожиданно мимо них с площадки пролетел мяч, и они кинулись…
– Дорогая, обо всем этом ты расскажешь маме потом, – произнесла Шарлотта своим напевным шотландским говорком. – Сначала надо умыться.
Розалинда начала было протестовать, но Шарлотта бросила на нее преувеличенно строгий взгляд, который всегда действовал безотказно. Когда дочка поднялась на второй этаж, а служанка удалилась на кухню, Шарлотта взяла меня за локоть и поинтересовалась, что случилось, – как я и боялась. Она сказала, что я очень бледна, и спросила, плакала ли я. Пришлось ответить, что нервы расшалились из-за Арчи. На следующий день у Шарлотты был выходной, и она очень хотела провести его в Лондоне, но предложила отменить поездку. Я решительно возразила. Присутствие Шарлотты не входило в мои завтрашние планы, но ей не обязательно было об этом знать.
Однако не представляю, как бы я справилась со всем этим без ее поддержки. Серые глаза Шарлотты светились добротой, она мягко касалась моей руки, и мне становилось легче. Иногда она говорила напрямик то, что мне не хотелось бы слышать. Признавшись в связи с мисс Нил, Арчи ушел к ней, но спустя несколько недель вернулся. Он сказал, что совершил ошибку и ради Розалинды нам надо постараться сохранить семью. Некоторое время мы продолжали жить как муж и жена, но несколько месяцев назад прекратили отношения и стали спать в разных комнатах. «Он уйдет», – сказала мне тогда Шарлотта, чем страшно меня рассердила. Теперь я напомнила ей о том разговоре, признав, что она была права.
– Тебе надо взбодриться, – заявила Шарлотта.
– Пожалуй, ты права, Карло, – согласилась я, назвав ее по имени, которое ей дала Розалинда.
– В таком случае объявляем танцы, как велел доктор.
Я была изумлена, вспомнив, что сказал мне доктор Кёрс.
– Хотя нет, ты слишком устала, – пошла на попятную Шарлотта.
– Чепуха, мне это будет очень полезно, – неискренне возразила я.
Глава 4
Я надеялась, что танцы успокоят меня, но когда легла в постель, нервы по-прежнему были взбудоражены. Спала я беспокойно и была рада слабым лучам декабрьского солнца, что проникли в комнату сквозь щели между шторами. Поднявшись, я подошла к стоящему в углу комоду. В третьем ящике сверху среди лент и пуговиц, сувениров и открыток был спрятан конверт. Я вытащила его и достала письмо, которое отец написал матери за несколько дней до смерти. «Ты преобразила всю мою жизнь, – писал он. – Ни у кого не было такой жены, как ты. Спасибо тебе за твою привязанность ко мне, любовь и симпатию. Да благословит тебя Бог, дорогая, скоро мы снова встретимся». За последний год я несколько раз перечитывала это письмо, воображая, что Арчи написал его мне. Это было, конечно, глупо, но помогало. Однако теперь я понимала, что воображение не сработает.
Причесываясь за туалетным столиком, я слышала, как Шарлотта говорит служанке, что вернется из города поздно вечером; затем захлопнулась входная дверь. Оставалось отделаться от Арчи. Рассказать ему правду я не могла, так что надо было хорошенько разозлить его, чтобы он ушел и не увидел, как принесут послание от Кёрса. Это не представляло трудности. Арчи отличался крайним самолюбием, чувствовать себя виноватым или несчастным было для него невыносимо. Поэтому моя задача сводилась к тому, чтобы вызвать у него оба эти чувства.
Я оделась к завтраку и зашла к Розалинде, которая играла с куклами у себя в комнате. Она объявила, что уже позавтракала и хочет знать, что мы будем делать в этот день. Тот же вопрос я задавала себе.
– Если ты будешь хорошо себя вести и поиграешь в своей комнате еще полчаса, мы с тобой поедем к бабушке, – пообещала я, надеясь, что смогу сдержать слово.
– А Питера можно будет взять?
– Можно.
В столовой я увидела Арчи, который уже прикончил яичницу с беконом.
– Доброе утро, – бросил он, мельком взглянув на меня поверх страницы «Таймс».
– Доброе утро, дорогой, – отозвалась я.
Столь нежное обращение заставило его поморщиться, но он промолчал.
– Вот было бы здорово поселиться в настоящей деревне! – начала я. – Беркшир, конечно, по-своему хорош, но здесь все слишком упорядочено и прилизано. Никакой дикой природы, согласись. Мне так не хватает пространства, свежего воздуха. Здесь даже дышать нормально невозможно. Совсем другое дело на берегу моря или в каком-нибудь диком уголке Дартмура. Вот там было бы замечательно, – правда, Арчи?
– Вряд ли это осуществимо.
– Уверена, ты мог бы найти место в Эксетере или Плимуте, а то и завести собственное дело. Уезжал бы на несколько дней в Лондон, проводил время в своем клубе. Думаю, и наши отношения наладились бы. Тебе так не кажется, Арчи?
– Видишь ли…
– Забыли бы обо всех недоразумениях и начали жизнь с новой страницы. Может, нам повезет и мы найдем дом где-нибудь на скале, у самого моря. Помнишь, как мы сразу после свадьбы совершили поездку по побережью из Дартмута в Стрит и Торкросс? А я еще обратила твое внимание на замечательный домик на берегу бухты недалеко от Блэкпул-Сэндз. По-моему, он назывался Сент-Майклз-Манор. Я думаю, там, в комнате с видом на море, мне писалось бы хорошо. Мы ходили бы гулять, взяв с собой Питера и Розалинду. Подумай, в каком восторге она была бы. Ее жизнь