Алехандро Санчес слишком хорошо знал, как во времена второго пришествия чумы пугает резкий стук в дверь, поэтому к Уильяму и Эмили Купер постучался мягко, негромко. Открыла Эмили, с покрасневшими от слез глазами.

Она кивнула ему и убрала светлую прядь волос под белый чепец.

— Я сидела с ним всю ночь. Ему тяжело, но он держится. Входите, посмотрите сами.

— Его стойкость просто потрясает, — сказал Алехандро.

Уильям Купер уже давно пересек черту, за которой для большинства людей наступает смертельная стадия чумы, однако по-прежнему яростно цеплялся за последние остатки жизни.

Со свечой в руке женщина подвела лекаря к постели. Лицо Купера — вот все, что Алехандро мог видеть; остальное было закрыто одеялом. За время короткого отсутствия жены на лице больного снова выступил пот, который она всю ночь старательно вытирала, и явственно обозначились признаки лихорадки. Он так и не открыл глаза, даже услышав голоса.

Гнилостный запах ударял в ноздри; прикрывая нос, Алехандро приложил ухо к груди больного. Сердцебиение, пусть и слабое, было удивительно ровным. Он ощупал утолщения на шее и под мышками, и, хотя действовал очень бережно, Купер застонал от боли.

— Простите, — прошептал Алехандро, — я не хотел сделать вам больно.

«Прежде всего не навреди», — напомнил он себе.

Утолщения были твердые, но с прошлого осмотра два дня назад не увеличились. И темно-голубая окраска их тоже не изменилась.

— Две недели, — отойдя от постели, сказал Алехандро Эмили. — Это выше моего понимания. Наверно, вы исключительно хорошо ухаживаете за ним.

— Я тут ни при чем. Все, что я делаю, это вытираю ему пот со лба.

Алехандро вымыл руки в принесенной Эмили лохани с водой и вытер их полотенцем. За время болезни Уильяма это стало у них ритуалом, только на этот раз она воздержалась от замечаний по поводу его одержимости мытьем рук.

— Ничего больше я тут поделать не могу. Теперь все во власти Божьей. — Он не стал говорить о том, что казалось ему очевидным, а именно что фактически Купер уже какое-то время назад отошел к Богу. — То, что он живет в таком подвешенном состоянии столь долго, кажется почти отклонением от естественной нормы.

Однако за годы своей медицинской практики Санчес видел немало подобных странностей и со временем пришел к выводу, что, возможно, такого рода отклонения являются частью некоего божественного замысла. Ему очень хотелось бы обсудить эту идею с Ги де Шальяком. Он в тысячный раз пожалел, что лишен возможности выслушать мнение своего друга и наставника.

Когда он уже собирался уходить, женщина взяла его за руку и сказала:

— Муж говорил, мы должны вам заплатить.

Зная, что они едва сводят концы с концами, он никогда не заводил с ней разговора о деньгах.

— Нет, какая может быть оплата? Ничего не нужно. Но, пожалуйста… удовлетворите мое любопытство. Я уже давно знаю вас обоих, но мы никогда не обсуждали, как так получилось, что вы с мужем живете среди евреев, хотя для вас как христиан открыт весь Авиньон. Хотелось бы понять причину.

Она на мгновение заколебалась, как бы взвешивая, насколько ему можно доверять.

— Нам пришлось покинуть свою деревню под названием Эйам, рядом с одним из излюбленных охотничьих угодий короля. — Эмили вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Зима тогда выдалась очень трудная, мы голодали и холодали.

Перед мысленным взором Алехандро возник де Шальяк, стоящий в дверном проеме зимой 1357 года; он содрогнулся, вспомнив царивший тогда резкий холод и муки терзавшего их с Кэт голода. Припомнились ему и горькие слова, которые он сказал при виде де Шальяка: «Вам здесь не рады».

«Да, — ответил де Шальяк, — но я здесь нужен».

Еда, которую он привез из Парижа, спасла жизнь Алехандро и Кэт.

— Егеря поймали мужа, когда он охотился. — Голос Эмили Купер вернул его к действительности. — По их словам, он находился в заповеднике, хотя сам клялся, что не пересекал его границ! Никто моего мужа не слушал; король приказал его повесить.

В глазах Алехандро вспыхнуло любопытство.

— Но его… не…

— Нет. Наш сын спас Уильяма; они держали мужа в загоне, но кандалы не надели. Один из стражников был сильно пьян, и мальчик сумел освободить отца.

— Какой храбрый, достойный сын.

— Да. Но это стоило ему жизни. — Краем фартука Эмили снова вытерла глаза. — Стражник очнулся и выстрелил в него из лука, когда он вслед за отцом перелезал через стену.

— Какой ужас! Примите мои соболезнования.

Эмили кивнула, принимая его сочувствие, вернулась к мужу, краем фартука вытерла с его лба пот и опустилась в кресло рядом с постелью. Вид у нее сделался сдержанный и отстраненный — такого выражения Алехандро никогда прежде не видел на лице этой женщины. Во взгляде, брошенном на него, сквозил невысказанный упрек.

Мелькнула мысль самому дать Эмили денег, но Алехандро побоялся смутить ее и счел за лучшее просто уйти.

* * *

— Милорд.

Паж отвесил глубокий поклон королю.

— А-а, Чосер. Расторопный, как всегда. Думаю, какое-то время