— Славное имя, — сказал Казинс, хотя на самом деле подумал: повезло малышке, что не родилась мальчиком.
— А у вас как? — спросил Фикс. — Дома небось Альберт-младший?
— Сына зовут Кэлвин. Кэл. И ни одну из дочек Альбертой не назвали.
— Вы сказали — еще одного ждете?
— В декабре, — ответил Казинс, и ему вспомнилось, как перед рождением Кэла они с Терезой, лежа в темной спальне, перебирали имена. Одно забраковали, потому что так звали мальчика, с которым Тереза училась в начальной школе: рубашка у него вечно была в пятнах, он грыз ногти и был всеобщим посмешищем. Другое не понравилось Казинсу — напомнило одного неприятного паренька из детства, хулигана. Но потом добрались до Кэла, и обоим понравилось. Примерно так же выбирали они имя для Холли. Кажется, потратили меньше времени и, кажется, не обсуждали это в постели, когда ее голова лежала на его плече, а его рука — у нее на животе, но придумали вместе. И не в чью-то честь или в память, а просто дали девочке это имя, потому что решили: оно красивое. А Джанетт? Он не помнил, чтобы они вообще обсуждали, как ее назвать. Он опоздал тогда в клинику — единственный раз — и, если память ему не изменяла, как только вошел в палату, Тереза сказала: «Это Джанетт». Но если бы Казинса спросили, он сказал бы, что хочет Дафну. Теперь надо обсудить, как назвать следующего. По крайней мере будет о чем поговорить.
— Назовите Альбертом, — сказал Фикс.
— Это если мальчик.
— Мальчик и будет. Обязательно.
Казинс взглянул, как спит Франсис на руках у отца, и подумал, что ничего страшного, если родится еще одна девочка. Но если все-таки окажется мальчик, можно будет назвать его Альбертом.
— Вы уверены?
— Абсолютно, — ответил Фикс.
Он так и не рассказал об этом Терезе, но в клинике, в комнате ожидания заполнил свидетельство о рождении — Альберт Джон Казинс — как бы на самого себя. Терезе никогда особо не нравилось имя мужа, но возможности оспорить принятое Казинсом решение ей не представилось. И, вернувшись домой, она стала называть сына Элби — «Эл-биии». Казинс возражал, но делать было нечего. И правда — что он мог сделать? Другим детям понравилось. И они тоже стали называть брата Элби.
2
— Так ты говоришь, это ты назвал его Элби? — спросила Франни.
— Нет, не я, — ответил ее отец, пока они следом за медсестрой шли по длинному, ярко освещенному холлу. — Я бы никогда не допустил, чтобы Элби досталось такое дурацкое имя. Будь уверена — очень многие проблемы этого мальчика берут начало в его имени.
— Все же, наверно, дело не только в его имени, — сказала Франни, вспомнив все, что знала о сводном брате.
— А тебе известно, что я вытащил его однажды из изолятора для несовершеннолетних? В четырнадцать лет он попытался поджечь школу.
— Я помню, — сказала Франни.
— Мама позвонила мне и попросила помочь. — Он постучал себя по груди. — Меня попросила. И сказала, что это — ради нее… Можно подумать, мне хочется что-то делать ради нее. Если вспомнить, сколько у Берта знакомых копов в Лос-Анджелесе, поневоле удивишься, зачем я им сдался.
— Ты помог Элби. Он был тогда мальчишкой, и ты помог ему. Так что — все правильно.
— Он даже толком не знал, как устроить нормальный пожар. Я вытащил его из колонии и привез к твоему дядюшке Тому, который в ту пору перевелся в Лос-Анджелес и служил в пожарной охране. И сказал ему так: «Ты хотел спалить школу, полную детей, — ну так вот: здесь работают ребята, которые могут научить тебя, как это делается». И знаешь, что он мне ответил?
— Знаю, — вздохнула Франни, не упомянув, что, во-первых, в здании никого не было, а во-вторых, Элби справился с задачей прекрасно. Что-что, а обращаться с огнем он умел.
— Он сказал, что ему это больше не интересно. — Фикс остановился, отчего остановились сперва Франни, а потом, поджидая их, и медсестра. — Но его так теперь уже не зовут, верно ведь?
— Элби? Не знаю… Я всегда звала его так.
— Я стараюсь не слушать, — сказала Дженни. Так звали сестру. Это имя значилось на бирке, прицепленной к халату, но посетители и без того знали, что она — Дженни.
— Да слушайте себе на здоровье, — сказал Фикс. — Но мы попытаемся рассказывать что-нибудь поинтереснее.
— Как вы себя чувствуете сегодня, мистер Китинг? — спросила Дженни. Фикс приехал в Медицинский центр Калифорнийского университета на сеанс химиотерапии, так что вопрос был задан не из вежливости. Скажешь «неважно» — тебя отправят домой, и вся процедура отодвинется в неопределенное будущее.
— Блеск, — ответил он, беря под руку Франни. — Блещу, как свет на воде.
Дженни рассмеялась, и все трое оказались в просторном помещении, где сидели две женщины в чем-то вроде тюрбанов на головах и с градусниками во рту. Одна устало кивнула вошедшим, другая так и смотрела перед собой. Входили и выходили медсестры в разноцветной форме — яркие, как набор леденцов. Фикс уселся, Дженни дала ему термометр и надела на предплечье манжету тонометра. Франни заняла свободный стул рядом с отцом.
— Ну, если вернуться на минутку к истокам, неужели вы с Бертом еще до рождения ребенка обсуждали, как его назвать? — Историю про пожар и про телефонный звонок, последовавший за этим, Франни слышала сотни раз, а вот про имя почему-то никогда.
Фикс вытащил изо рта термометр:
— Ну уж не после.
— Эй-эй! — сказала Дженни, и Фикс покорно вернул термометр на прежнее место.
— Просто не верится, — покачала головой Франни.
Фикс перевел глаза на Дженни, которая как раз снимала ему манжету, и сестра пришла на помощь:
— Во что не верится?
— Да во все! Что ты с Бертом готовил коктейли, что ты с Бертом разговаривал, что ты с Бертом познакомился раньше, чем мама.
— Девяносто восемь ровно, — сказала Дженни и выбросила пластиковый чехольчик градусника в урну. Потом вытянула из кармана халата ярко-розовый жгут и стянула им руку Фиксу выше локтя.
— Ну, разумеется, я знавал Берта раньше, — сказал он, словно оскорбившись недоверием Франни. — Как бы иначе твоя мать с ним повстречалась?
— Не знаю. — Этот вопрос она никогда себе не задавала. Эпохи «до Берта» ее память не сохранила. — Ну, я думала, Уоллис их свела. Ты ведь ее просто терпеть не мог.
Дженни кончиками пальцев разминала внутреннюю поверхность руки Фикса, отыскивая пока еще пригодное для вливания место.
— Мне доводилось видеть наркоманов, которые умудрялись вмазываться между пальцев ног, — заметил он едва ли не ностальгически.
— Вот и еще одна причина не брать наркоманов в процедурные сестры. —