– День добрый, – сказал он.
– Здравствуйте, – вежливо ответила Эмили.
– Как дела?
– О, хорошо.
– Сначала кажется, что ему охота вылезти оттуда и народиться, – сказал повар, – а потом, что он вроде как назад вернуться хочет.
– Шли бы вы отсюда, – сказал Леон.
Повар пропустил это мимо ушей.
– Те девочки, которых вы послали «скорую» вызывать, – сказал он доктору. – Они по моему телефону звонят, бесплатно.
– Хорошо. – Доктор сжал ладонями головку ребенка – темную, мокрую, блестящую выпуклость. И сказал: – Тужься, Эмили. А вы, Мария, будьте добры, нажимайте ладонями ей на живот, ровно и медленно.
– Ну вот, ну вот, – приговаривал, нажимая, повар.
Леон сидел на корточках на бордюре, покусывая костяшку пальца; рубашку он надел, но не застегнул. За его спиной собралась небольшая толпа. Девочки-подростки стояли притихшие, забыв о пакете со сливочной помадкой. Мужчина спрашивал у всех, вызвана ли «скорая». Старуха рассказывала женщине помоложе о какой-то Декстер, у которой ребенок родился ногами вперед и со множеством осложнений.
– Тужься, – повторил доктор.
Все умолкли. Казалось, даже движение на улице стихло.
Но вот доктор отступил от машины, держа в руках тусклый, скользкий комочек. Что-то сдвинулось. Тихий, сдавленный звук, донесшийся из совсем неожиданного места. Случилось все мгновенно, и в этот миг каждый в толпе смотрел не в ту сторону, а комочек вдруг обратился в воющее, извивающееся, неистовое, гневное мельтешение красных ручек, ножек и спирального телефонного провода.
«Ох», – вымолвила, вновь задышав, толпа.
– Девочка, – сказал доктор. И передал ее повару. – Вы девочку хотели?
– Да кого угодно! – ответил повар. – Была бы только здоровенькая. Привет, малышка.
– Я у Эмили спрашивал, – мирно пояснил доктор. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать младенца, на удивление громогласного. И, наклонившись к Эмили, доктор нажал обеими руками на ее живот: – Эмили? У вас все хорошо? Потужьтесь, пожалуйста, еще.
Пока он давил ей на живот, Эмили не могла набрать в грудь столько воздуха, чтобы заговорить, но едва он снял с живота ладони, сказала:
– Все хорошо. Дайте мне дочку.
Повару, похоже, не хотелось расставаться с девочкой. Он покачал ее, прижимая к переднику, ненадолго задумался, вздохнул. И отдал доктору. Тот осмотрел дыхательные пути, казавшийся расплющенным нос, разинутый в крике рот.
– Раз она так шумит, значит, все у нее в порядке, – сказал он и нагнулся, чтобы передать девочку Эмили. Та уложила голову дочери себе на плечо, однако вопли продолжались, тоненькие и неистовые, а после каждого выдоха девочка икала.
– Что вы сделали с полосками ткани? – спросил доктор у Леона.
Леон уже встал, чтобы получше разглядеть малышку. Губы его сами собой растягивались в улыбку, и он старался их приструнить.
– Ткани? – переспросил он.
– Полоски, которые вы оторвали, черт подери. Мы еще далеко не закончили.
– Вы повесили их на дверную ручку, – сказал кто-то в толпе.
– Ах да, – вспомнил доктор.
Он снял одну, склонился внутрь машины и перевязал пуповину младенца. Какими бы тупыми и неуклюжими ни казались его пальцы, он вроде бы знал, что делает. После того как кончится бал, – пропел он приглушаемым бородой голосом. Когда он завязывал вторую полоску, послышался далекий вой, звучавший как продолжение воплей младенца – такой же тонкий, словно разжиженный ветром. Потом вой обрел самостоятельность и стал более пронзительным.
– «Скорая»! – воскликнул Леон. – Я слышу «скорую», Эмили.
– Отправь ее обратно, – сказала Эмили.
– Они отвезут тебя в больницу, лапа. Теперь все будет хорошо.
– Да все уже кончилось! Мне обязательно ехать с ними? – спросила она у доктора.
– Безусловно, – ответил тот. И отступил на шаг, чтобы полюбоваться своими узлами, имевшими немалое сходство с бантами на хвосте воздушного змея. – На самом деле они приехали как раз вовремя. Мне нечем перерезать пуповину.
– Возьмите мой швейцарский нож, офицерский, – предложила Эмили. – Он в сумочке. В нем есть ножницы.
– Замечательно, – сказал доктор и покачался, лучезарно улыбаясь ей, на каблуках. Зубы за его всклокоченной бородой казались очень большими и желтыми.
Сирена приближалась. Показался вилявший среди машин вращающийся красный фонарь, и вот уже рядом с машиной доктора визгливо затормозила «скорая». Из нее выскочили двое мужчин в белом.
– Где она? – спросил один.
– Мы здесь, – отозвался доктор.
Мужчины распахнули задние дверцы «скорой», со стуком опустили на асфальт носилки – вернее, койку на колесах, слишком узкую и длинную, совсем как гроб, с переизбытком хромированных частей. Эмили попыталась сесть. Младенец замолк, не докончив вопля, словно от изумления.
– Обязательно ехать? – еще раз спросила у доктора Эмили. И пока санитары помогали ей выбраться из машины и укладывали (вместе с газетами) на носилки, она все смотрела на доктора, словно ожидая спасения. – Доктор? Я не переношу больниц. Мне обязательно ехать?
– Конечно, – заверил ее доктор. Он наклонился за сумочкой, положил ее на носилки.
– Леон тоже поедет?
– Непременно.
– А вы?
– Я? О.
– Вам лучше поехать, док, – сказал водитель «скорой», разворачивая над Эмили простыню.
– Ну, если хотите, – согласился доктор.
Он закрыл дверцу своей машины и пошел вслед за носилками к «скорой». Внутри обнаружились еще одни, пустые, стоявшие вдоль тех, на которых лежала Эмили. Доктор с Леоном осторожно присели на них с краешку, растопырив колени.
– Весьма элегантно, – сказал Леону доктор. Надо полагать, он имел в виду обустроенность «скорой»: толстый ковер на полу, поблескивающие емкости, какие-то приборы.
Санитары захлопнули дверцы, и внезапно наступила чудесная тишина. Шум улицы стих, за тонированными окнами люди перемещались по тротуару, как обитатели океанского дна, беззвучно и медленно. «Скорая» тронулась. Мимо проплыли кафе и ломбард. Даже сирена звучала теперь приглушенно, точно старомодный радиоприемник.
– Как вы себя чувствуете? – спросил у Эмили доктор.
– Хорошо, – ответила та. Она лежала неподвижно, косы ее растрепались, спутались. Ребенок строго смотрел в потолок.
– Мы вам так благодарны, – сказал доктору Леон.
– Да пустяки, – ответил доктор, и уголки его рта опустились, как у недовольного чем-то человека.
– Если бы Эмили не была так против больниц, мы бы, наверное, подготовились заранее. Однако ребенок должен был родиться только через пару недель. Вот мы и откладывали.
– К тому же вы, насколько я понимаю, постоянно в разъездах, – сказал доктор.
– Нет-нет…
– Но ваш образ жизни! Вряд ли вам удается планировать что-то на долгий срок.
– Вы заблуждаетесь на наш счет, – сказала Эмили. Под свежей простыней, скрывавшей газеты и мокрую юбку, она выглядела как невинная девушка – чистая, неприступная, с обращенным вовнутрь взором. – Вы считаете нас какими-то бродягами, но это не так. Мы законным образом женаты, у нас обычная квартира, с мебелью. И ребенка мы запланировали давно. Мы собираемся даже использовать службу доставки пеленок. Я уже созвонилась с ней, мне сказали, чтобы я сообщила, когда родится ребенок, и их сразу начнут доставлять.
– Понятно, – покивал доктор. Судя по всему, слушая Эмили, он получал удовольствие. Спутанная борода его покачивалась вверх-вниз, помпон на шапочке подпрыгивал.
– Мы спланировали каждую мелочь, – продолжала Эмили. – Колыбельку покупать не станем, это излишество. Пока будем использовать обшитую изнутри тканью картонную коробку.
– О, чудесно, – восторженно согласился доктор.
– А когда она вырастет из