- Добрый вечер, - сказал Гензель. Страж оторопел и сдавленно вскрикнул от неожиданности. - Лучше бы ты убрал лестницу, а то обязательно кто-нибудь застанет врасплох.
- Во имя Сигмара, парень! В чем, черт возьми, дело?! Подкрадываешься сзади к человеку…
- Извини, Матиас. - Глаза Гензеля, с темными кругами от усталости, весело блеснули. - Не мог упустить такую возможность.
- Да уж, конечно. - Матиас покачал головой.
- Ты один? Кто должен был сторожить вместе с тобой?
- Конрад. Смылся где-то час назад - погреться. Ну, ты понимаешь, о чем я.
- А-а. И с кем на этот раз?
- С Магритте.
Гензель заржал.
- Проклятие, да она пользуется у здешних мужиков немалой популярностью!
- Вот именно. Но это пока ее отец не застукает. Он же отошлет ее в храм в Вольфенбург, если только узнает, чем она занимается после заката.
- К счастью, он крепко спит, а?
- Точно. - Матиас помолчал и нахмурился. - А ты-то откуда знаешь, что он крепко спит?
- Оттуда же, что и ты, - ухмыльнулся Гензель.
Матиас громко рассмеялся и хлопнул себя мясистой ручищей по бедру. Они немного посидели в тишине, вглядываясь в темноту.
- Опять не спал? Кошмары? - спросил Матиас.
Мужчина постарше медленно кивнул в ответ.
- После Кислева - каждую ночь, - выдохнул он.
Матиас прекратил расспросы, и Гензель это оценил. Они умолкли, и каждый погрузился в собственные мысли.
Резкий звук прорезал ночную тьму - бешено звонил колокол. Нападение.
В домах зажглись огни, и Гензель услышал приглушенные крики людей, в страхе выбегающих на улицу.
Гензель и Матиас схватили арбалеты и зарядили их. Шли минуты, и Гензель начал уже думать, что тревога оказалась ложной, как вдруг Матиас застыл. Глаза молодого солдата расширились от ужаса. Гензель проследил за взглядом товарища и поначалу ничего не увидел, лишь какое-то неясное движение в темноте.
И тут он увидел их. Лесной мрак почти полностью скрывал темные фигуры. Их было множество.
Вдруг забил барабан.
Глубокий и мощный ритмичный звук прокатился над Бильденхофом. Медленный, словно сердцебиение древнего чудовища, он отражался от холмов, окружающих город, и казалось, что звук доносится отовсюду.
Кошмары Гензеля ожили. Больше года проклятая барабанная дробь преследовала его во сне, сопровождая картины кровавой резни, сваленных в кучу трупов, тянущихся в небеса пирамид из черепов. Звук оглушал подобно ударам молота, и тело его содрогалось от них.
На вершине холма возле леса показалась одинокая фигура. Даже на расстоянии этот некто выглядел огромным, и Гензель с ужасом уставился на него. Он узнал его - это был страшный демон, мучивший Гензеля в кошмарах. Он знал до мельчайшей детали кроваво-красный бронзовый доспех и массивные черные рога, торчащие из шлема с забралом. Тяжелая, богато украшенная броня оставляла открытыми лишь мощные руки, все в бронзовых кольцах и грубых татуировках. Предплечья были обвиты цепями. Гензель узнал тяжелый плащ из черного меха, содранного с какой-то демонической твари далеко на севере. На расстоянии глаза чудовища было невозможно разглядеть, но он знал, каким адским огнем они горят, и знал, что с острых зубов демона стекает кровь. Под его топором погибли тысячи, и еще тысячи погибнут. Позади демона стояла высокая и лысая фигура, такая огромная, что рядом с ней даже воин в красном казался маленьким. Лысый держал над собой стяг грубой работы, с которого свисали отрубленные головы, подвешенные за волосы, и связки черепов, нанизанных на продетые в глазницы сухожилия.
Взгляд Гензеля метался между рогачом в доспехах и знаменосцем. Демон поднял тяжелый топор с двумя лезвиями и издал воинственный рык, явно служащий сигналом к началу кровавой резни. К нему присоединились вопли и гортанные возгласы, вырвавшиеся из тысяч глоток, и Гензель понял, что и он, и Бильденхоф обречены.
Глава 2
Солдаты в лилово-желтой форме Остермарка торопливо расступились, пропуская коренастого капитана. Он поднялся на холм; страшно изуродованное шрамами лицо дышало гневом. Он протопал по грязи мимо сотен палаток и сторожевых отрядов, сквозь шумную толчею солдат огромной армии Остермарка. Как только капитан появился, смех и шутки прекратились, люди опустили глаза и отвернулись. Кто-то быстро отсалютовал, но капитан не обратил внимания. Он прошел мимо бесконечных рядов огромных пушек, до блеска отполированных и смазанных старательной обслугой под присмотром хмурого инженера средних лет. Крепко зажав шлем под левой рукой и положив правую руку на потертую рукоять меча, капитан шагал вперед и мрачно глядел на большой лилово-желтый шатер, стоящий на вершине холма; изящные, сужающиеся к концу флаги, украшавшие вершину, лениво реяли, колеблемые легким ветерком.
Двое стражей со скрещенными алебардами стояли у входа в шатер. Один из них кивнул подошедшему капитану:
- Великий Граф Остермарка уже ждет вас, капитан фон Кессель.
- Хорошо, - коротко отозвался капитан.
Он откинул тяжелую матерчатую завесу и вошел в шатер.
Внутри оказалось мрачно и почти темно. Великий Граф был старым больным человеком, и яркий свет вредил его пораженным катарактой глазам. В воздухе висел густой клубящийся дым. Безликие фигуры в плащах медленно раскачивали курильницы, источающие тошнотворный запах. Движение вошедшего фон Кесселя поколебало дым, заставив его закружиться в вихре.
- Стефан? Это Стефан пришел? - донесся голос из противоположного конца шатра.
- Да, милорд, - сказал капитан.
Он промаршировал на середину и тяжело опустил шлем на покрытый картой резной деревянный стол, заставив подпрыгнуть кубки и письменные приборы.
Великий Граф Отто Грубер, окруженный советниками и придворными, восседал в кожаном кресле. Он посмотрел на фон Кесселя влажными глазами, отнюдь не смущенный пылающим взором капитана. Граф был грузным. Его тяжелое тело заполняло кажущееся маленьким массивное кожаное кресло; каждые несколько секунд он неуклюже пытался принять более удобную позу. Его бледное мясистое лицо по форме напоминало луковицу, голову венчал туго завитый напудренный парик. Граф сильно потел, и какой-то юноша промокал его лицо и шею влажной салфеткой. Несколько лет назад граф перенес опасную кожную болезнь, и на пухлых руках и жирной шее виднелись незажившие язвы. Вокруг красного слипшегося полузакрытого глаза были волдыри, местами лопнувшие.
- Где было это чертово подкрепление? - резко спросил фон Кессель. Его выводил из себя тошнотворный запах.
Граф заговорил было, но разразился кашлем. Он покраснел, вены на носу и щеках угрожающе вздулись; граф сплюнул в чашу, поднесенную слугой, в то время как другой слуга аккуратно промокнул его влажные обвисшие губы.
Из темноты выступил человек, который до этого безмолвно стоял за спинкой графского кресла. Это был отталкивающего вида тощий юноша лет двадцати с небольшим, в простой, но явно дорогой черной одежде, с аккуратно подстриженной остроконечной бородкой. Стефан сразу узнал Иоганна, внучатого племянника и единственного оставшегося в живых родственника графа. Грубер два раза был женат, но ни одна супруга не родила ему детей, и, соответственно, Иоганн оказался единственным наследником графа.
- Вам было приказано удержать перевал. Вы ослушались личного приказа выборщика,