Он поднял глаза на Латимера.
— Эти записи были сделаны до того, как он попал в наше поле зрения. Позже, в Измире[5] в 1922 году, спустя несколько дней после того, как наши войска заняли город, он проходил по делу еврея Шолема, обратившегося в мусульманство. Ростовщика Шолема нашли с перерезанным горлом. Он прятал деньги под досками в полу. Доски отодрали, а деньги похитили. В то время в Измире кругом творилось насилие, и военные власти не обратили бы на это пристального внимания. Такое мог совершить кто-то из солдат. Однако один родственник Шолема указал военным на негра по имени Дхрис Мохаммед. Тот швырялся деньгами и хвастал, что ему их ссудили без процентов. Провели расследование, Дхриса арестовали. Военно-полевой суд счел его объяснения неубедительными, и негра приговорили к смертной казни.
Позже он признался, что о спрятанном в полу богатстве Шолема ему рассказал другой упаковщик инжира по имени Димитриос. Ограбление они спланировали вместе и ночью залезли в комнату еврея. Дхрис утверждал, что убийство — дело рук Димитриоса. А потом он, грек по паспорту, видимо, сумел улизнуть, заплатив за проезд, на одном из кораблей беженцев, которые стояли вдоль берега в укромных местах.
Полковник пожал плечами.
— Власти ему не поверили. Мы находились в состоянии войны с Грецией, и именно такую историю мог выдумать виновный, чтобы спасти свою шею. Потом выяснилось, что упаковщик инжира по имени Димитриос все-таки существовал. Рабочие его не любили, и он действительно исчез. — Хаки усмехнулся. — Но в то время было много таких димитриосов: их тела валялись на улицах, плавали в воде. Прямых доказательств не нашли, и негра повесили.
Полковник замолчал. Во время своего повествования он ни разу не обратился к досье.
— У вас отличная память, — заметил Латимер.
Полковник снова ухмыльнулся.
— Я возглавлял военно-полевой суд и поэтому смог впоследствии кое-что записать про Димитриоса. Через год меня перевели в тайную полицию. В 1924-м раскрыли заговор с целью убийства Гази. В тот год он упразднил Халифат, и на вид заговор был делом рук группы религиозных фанатиков. Хотя в действительности за всем стояли агенты, которые работали на людей, пользующихся благосклонностью соседних дружественных государств. У них имелись причины желать смерти Гази. В общем, заговор был раскрыт, детали несущественны. Но одного из сбежавших агентов знали как Димитриоса. — Он протянул Латимеру сигареты: — Курите, не стесняйтесь.
Латимер отказался, покачав головой.
— Это был тот самый Димитриос?
— Да, именно. А теперь скажите мне честно, мистер Латимер, есть ли в этой истории хоть что-нибудь художественное? Вот вы бы смогли сделать из нее качественный roman policier? Что в ней может привлечь интерес писателя?
— Как? А работа полиции? Она очень интересна. Но что произошло с Димитриосом? Чем все закончилось?
Полковник Хаки прищелкнул пальцами.
— Я ждал этого вопроса. И вот вам мой ответ: история не закончилась!
— А что произошло?
— Хорошо, я расскажу. Во-первых, следовало доказать, что Димитриос из Измира и Димитриос из Эдирне — одно и то же лицо. Мы вновь подняли дело Шолема, выдали ордер на арест грека по имени Димитриос в связи с подозрением в убийстве и под этим предлогом попросили помощи у иностранной полиции. Узнали мы немного, но и этого оказалось достаточно. В Болгарии Димитриос был замешан в покушении на Стамболийского, которое повлекло за собой путч македонских офицеров в 1923 году. У софийской полиции сведений тоже мало, хотя они уверены, что он грек из Измира. В Софии Димитриос общался с одной женщиной. Ее допросили и выяснили, что она получила от него письмо. Естественно, без обратного адреса. По счастью, в силу личной заинтересованности она обратила внимание на почтовый штемпель: Эдирне. Удалось даже раздобыть примерное описание нашего героя, и оно совпадало с тем, которое дал негр из Измира. Греки сообщили, что на Димитриоса есть досье до 1922 года, и предоставили подробный отчет о его прошлом. Ордер скорее всего еще в силе, однако Димитриоса мы так и не нашли.
Не прошло и двух лет, как мы снова о нем услышали. Поступил запрос от правительства Югославии о гражданине Турции по имени Димитриос Талат. Его разыскивали за ограбление, но наш шпион в Белграде сообщил, что ограбление было не простое — украли какие-то секретные морские документы, и югославы хотели выдвинуть обвинение в шпионаже в пользу Франции.
Уже по имени и описанию полиции Белграда мы догадались, что Талат, вероятно, и есть Димитриос из Измира. Примерно в это же время наш консул в Швейцарии должен был заменить просроченный паспорт, выданный, по всей видимости, в Анкаре человеку по имени Талат. Обычное турецкое имя. Но когда стали поднимать старые записи, обнаружилось, что паспорта с таким номером не существовало. Его подделали.
Полковник развел руками.
— Видите, мистер Латимер, какая это история. Незавершенная. Нехудожественная. Никакого расследования, никаких подозреваемых, никаких скрытых мотивов. Исключительно корысть.
— Все равно интересно, — возразил Латимер. — Так что случилось с тем делом Талата?
— Ищете конец истории? Хорошо. Ничего не случилось. Талат — всего лишь имя. И мы больше никогда его не слышали. Если он и использовал тот паспорт, нам об этом неизвестно. Да и не важно. Димитриос теперь у нас. Да, конечно, не сам, а его труп, но хоть что-то. Скорее всего мы так никогда и не узнаем, кто его убил. Полиция все равно проведет расследование и доложит, что надежды найти убийцу нет. Досье попадет в архив. Не оно первое, не оно последнее.
— Вы что-то говорили про наркотики.
Полковник Хаки явно заскучал.
— Да, полагаю, Димитриос тогда неплохо наварил. Еще одна история без конца. Спустя три года после дела в Белграде он снова дал о себе знать. Это была не наша юрисдикция, но, как обычно, всю доступную информацию внесли в досье.
Он сверился с досье.
— В 1929 году Консультативный комитет Лиги Наций по контрабанде наркотиков получил рапорт от французского правительства: на швейцарской границе в матрасе в спальном вагоне, идущем из Софии, нашли большую партию героина. Виновным оказался один из проводников, который сообщил, что наркотики должен был забрать в Париже служащий железнодорожного вокзала. Это все, что он смог или захотел рассказать полиции. Имени он не знал, никогда не говорил с этим человеком, зато описал его. Позднее этого служащего арестовали, допросили, и он признал свою вину, заявив, что о конечном пункте назначения наркотиков ему ничего не известно. Он получал одну партию груза в