– Ну перестань. Май, – взмолился он, улыбаясь. – Пойдем куда-нибудь. Я хочу съесть дим-сум. Давай повеселимся. Она подняла к нему лицо:

– В тебя уже вселилось это чувство последней ночи, – она криво улыбнулась. Она знала, что такая улыбка портит красоту ее лица. – Я ведь понимаю, что это такое. Я была там, – она имела в виду Юго-Восточную Азию во время войны. – И у тебя сейчас появилось это чувство.

– Ты сошла с ума.

– Я заметила, как только ты вошел в дверь.

– Пойдем, – повторил он. – Ты же любишь дим-сум.

– Я не голодна, – ответила она. – К тому же не хочу, чтобы в моем последнем воспоминании ты сидел в каком-то пестро разукрашенном ресторане. У меня уже слишком много таких воспоминаний. Сегодня мы никуда не пойдем, – и она змейкой выскользнула у него из рук и начала расстегивать платье.

Следя за нею глазами, Трейси произнес:

– Нет, Май. Не сейчас.

Она повернулась, улыбнулась, широко раскинула руки.

– Ну, видишь?! – победным тоном воскликнула она. – Ты же хотел «повеселиться», – она умела его передразнивать. – Ты хотел поесть, ты хотел выпить, – она подошла к буфету, – ты же знаешь, выпивка здесь всегда найдется.

Трейси отвернулся к окну. В комнату врывались ароматы кипящего масла, специй, перца. Его внимание переключилось на аппетитные запахи кантонской кухни, и ему не хотелось отворачиваться от окна.

– Думаешь, я не знаю, почему ты начал ко мне ходить? – Она бесшумно подошла и стала рядом. – Я начала подозревать уже после первого твоего ночного кошмара, а после второго убедилась окончательно.

Трейси все же пришлось отвернуться от окна – разговор принял неприятное направление.

– Да все очень просто: ты мне понравилась.

– Ты хочешь сказать, что ты во мне кого-то увидел?

– Чепуха! Я...

– Значит, я на нее похожа, – убежденно произнесла она. Трейси никогда еще не видел ее такой. Обычно она была ласковой и тихой. Сейчас же губы ее искривились, обнажив маленькие острые зубы, от нее исходила та энергия и сила, которую он почувствовал в ней тогда, в доджо. Нет, она не могла нанести ему удар, но сгусток эмоций прорвал изнутри ее энергетическую защиту, и целью был он.

– Скажи мне, Трейси, что от нее видишь ты во мне? Могла ли я быть ее сестрой, племянницей, кузиной? – Теперь ее напряжение передалось ему, но он надеялся, что она сумеет сдержаться, иначе ему придется усмирять ее. А он не хотел причинить ей боль. – Многое во мне тебе напоминает Тису?

– Многое, – возможно, правда обезоружит ее? Он не двигался, зная, что если пошевелится, энергия, исходящая от нее, станет еще мощнее.

– Я не могу управлять своими чувствами, – осторожно произнес он. – Но ты должна знать, что это было не единственной причиной, из-за которой я пожелал тебя.

– Но было причиной.

– Да, – без колебаний ответил он.

– Ладно, – он почувствовал, что темная энергия тает. Но взрыв был слишком близок.

– Она, должно быть, очень много для тебя значила, – Май вернулась к буфету, как будто ничего особенного и не произошло. В ее голосе даже не осталось следов боли и ярости. – Ты до сих пор видишь ее во сне.

– Это было однажды.

Она повернулась к нему, в руке она держала бокал.

– И все? – он не ответил. Их взгляды встретились. – Вот почему тебя притянуло ко мне.

– Это было просто, – мягко произнес он. – Ты красивая, умная, у тебя прекрасное тело. Это было естественно.

Совсем как моя привязанность к Джону Холмгрену, подумал он. Он встретил этого человека, когда жизнь его, казалось, кончилась. Джон был его путеводной звездой, его дорогой к восстановлению. В относительном покое падающей от губернатора тени он мог думать, строить планы – правда, когда они познакомились, он был всего лишь членом муниципального совета. Но и тогда Трейси чувствовал, что рядом с Джоном он сможет отдохнуть, воспрянуть духом, дождаться, когда настанет время самому расправить крылья.

Боже, все это было как в другой жизни. Что сказал ему Джинсоку в день выпуска из Майнза? «Они выжмут тебя до последней капли, если ты им позволишь. Не жди от них сочувствия. Они используют людей, как электрические батарейки. И я не хочу, чтобы с тобой такое случилось. Только не с тобой».

Но теперь он понимал, что это с ним все же случилось... Он не понимал этого сначала, а потом стало слишком поздно. Они хорошо его подготовили, приучили идти не сворачивая, и идти быстро. Как же рад он был избавиться от них. Встретить Джона.

– Твои мысли так далеко, – прошептала Май. Она подошла к нему сзади, и он ощутил прикосновение ее груди, напрягшихся сосков. Да, Май права. Со смертью Джона Холмгрена его жизнь совершила новый поворот. Организатором судьбы Джона Холмгрена был Трейси. Это он превратил члена муниципального совета в губернатора, а потом бы... и в Президента. Так он запланировал. Но теперь не осталось ничего, кроме пепла. Он понял, что не хочет сдаваться, бросать все просто так.

– Твои мысли ушли в прошлое, – хрипло повторила Май. Ее гибкие, ищущие руки обвились вокруг него. – Но с прошлым уже ничего нельзя поделать, неужели тебе не ясно?

– Ты ошибаешься, – ответил он, по-прежнему глядя в окно. Снизу, с улицы до него доносились радостные детские голоса. – Прошлое держит ключи ко всему последующему.

Май прижалась щекой к его плечу. Она признавала правоту этих слов.

– Тогда пусть сегодняшняя ночь будет последней ночью, когда ты не будешь вспоминать.