должны уехать из Сингапура, – решительно проговорила она и, видя, что муж ее не останавливает, торопливо добавила: – Я знаю, как много значит для тебя твоя работа, но это... – Цзон помолчала в поисках подходящего слова, – это совершенно необходимо для всех нас. Для тебя, для меня и для ребенка. – Она опустила руку на живот, – Мы должны ехать в Японию. В Токио.

Полковник рассмеялся, пораженный комизмом ситуации и одновременно заинтригованный необычным поведением жены.

– Что в этом смешного? – вспылила Цзон, неправильно истолковав его реакцию. – Нам нельзя оставаться здесь. Нельзя. В Японии – наша карма, там наша – как это называют по-английски? – наша судьба, правильно. Наша судьба.

– Я засмеялся из-за случайного совпадения, – успокоил ее полковник. – Не обижайся. – Он погладил тонкую руку. – А теперь скажи, почему мы должны ехать в Токио?

– Потому что там Итами. Сестра Цуко.

Цзон довольно подробно рассказывала ему о своем первом браке, но, кроме этого, полковник почти ничего не знал о ее прошлом.

– И какое отношение она имеет к нашей карме?

– Не знаю, – ответила Цзон. – Но сегодня ночью я видела сон.

Полковнику было хорошо известно, какое значение здесь придается снам. Да и сам он отчасти им верил, помня, что подсознательное играет в жизни гораздо большую роль, чем полагают многие. В любом случае, сны были тесно связаны с идеей кармы, а в карму полковник уверовал основательно – слишком много лет он провел на Востоке.

– Мне снилась Итами, – сказала Цзон. – Это было в большом городе. В Токио. Я пошла за покупками и свернула на маленькую улочку. Меня окружали лавчонки из дерева и бумаги – такими они были, когда Токио назывался Эдо, а Японией правили сёгуны Токугава.

Я прошла мимо лавки с весело украшенной витриной и остановилась. В центре витрины стояла кукла – таких красивых кукол я никогда еще не видела.

Она была из фарфора, эта кукла, белолицая, в элегантной аристократической одежде. Ее глаза смотрели на меня, и я не могла отвести взгляда. “Купи меня”, – говорили они.

Хозяин лавки завернул куклу в шелковую ткань, и я отнесла ее домой. Когда я стала ее разворачивать, кукла заговорила. Ее голос был очень твердый и властный. В ней сразу угадывалась дама из знатного дома.

Это была Итами. Она сказала, что мы должны оставить Сингапур и приехать к ней, в Токио.

– Ты когда-нибудь встречалась с Итами? – спросил полковник.

– Нет.

– Цуко показывал тебе ее фотографии?

– Нет.

– И все-таки ты уверена, что эта кукла была Итами.

– Это была Итами, Денис.

Полковник, наконец, сделал то, что давно уже хотел сделать – наклонился к жене и взял ее руки в свои. Он увидел, что сегодня ее ногти покрыты темно-лиловым лаком. Минуту он любовался их атласным матовым блеском.

– Мы поедем в Японию, Цзон, в Токио. И мы встретимся с Итами.

Ее лицо озарилось улыбкой.

– Правда, Денис? Это правда?

– Это правда.

– Но скажи мне, почему ты согласился? Моя душа счастлива, но мой разум не дает мне покоя – почему ты согласился?

За день до отъезда Цзон отвела его к Со Пэну.

Он жил в деревушке к северо-западу от города, где прежде не ступала нога европейца. Полковник никогда не видел этой деревни на картах. Когда Цзон объяснила ему, куда они направляются, он рассмеялся и сказал, что они не найдут там ничего кроме мангровых зарослей. Тем не менее она стояла на своем, ему пришлось уступить.

Было воскресенье, и Цзон уговорила полковника не надевать военной формы.

– Это очень важно, – настаивала она, и он надел кремовый полотняный костюм с широкими отворотами, белую шелковую сорочку и темно-синий форменный галстук; при этом полковник увидел себя со стороны – яркое светлое пятно среди изумрудного тропического леса, беззащитная и легко доступная мишень.

Цзон была в белом шелковом платье до пят с орнаментом г форме небесно-синих цапель. Она походила на небесное видение. Когда они выехали из города, ослепительно сияло солнце; его жар накатывал обжигающими волнами. Вялый ветерок доносил тошнотворный запах мангровых болот. Дважды они были вынуждены остановиться и пропустить длинных серебристо-черных гадюк, которые извиваясь переползали тропу. Когда это случилось в первый раз, полковник хотел убить змею, но Цзон схватила его за руку и помешала.

Далекий и одновременно близкий, как броский театральный задник, восточный горизонт постепенно затягивался громоздящимися друг на друга серыми облаками. Выше облаков небо было каким-то необычно желтым, без всякого следа синевы; время от времени белые молнии беззвучно вспыхивали в облаках, делая их похожими на серый с прожилками мрамор. С трудом верилось, что еще недавно, когда они ступили на эту тропу, вьющуюся вдоль гребня холма, небо было таким чистым и безмятежным.

Сингапур давно уже скрылся из вида, словно брошенный за борт якорь; казалось, будто он остался далеко позади, в другом мире, из которого они вышли, миновав какой-то невидимый барьер. По крайней мере, так казалось полковнику в тот волшебный день, и потом – в снах, прилетавших из прошлого в смутные предрассветные часы.

Постепенно тропа, по которой они шли, затерялась в густом лесу, но Цзон взяла его за руку и уверенно вывела к деревне, где жил Со Пэн.

Деревня лежала в неглубокой низине у подножья базальтовой скалы, за которой, должно быть, скрывалось штормовое море.

Они подошли к дому, который ничем не отличался от остальных, и поднялись по пологим деревянным ступенькам на широкое крыльцо, защищенное навесом от проливных дождей и палящего солнца. Здесь Цзон сняла туфли и велела Денису сделать то же самое.

Открылась дверь, и их встретила пожилая женщина с серебристо-седыми волосами, уложенными в изящную прическу, одетая в длинный шелковый халат пепельного цвета. Она сложила руки перед грудью и поклонилась. Гости ответили ей таким же поклоном, и теперь, когда она улыбаясь смотрела на них, полковник заметил, что у нее совсем нет зубов. Но лицо женщины, несмотря на многочисленные морщины, еще хранило следы былой жизнерадостной красоты; черные миндалевидные глаза сияли невинным любопытством маленькой девочки, каким-то чудом попавшей сюда из прошлого.

Цзон представила полковника.

– А это Цзя Шэн, – сказала она без дальнейших объяснений.

Цзя Шэн рассмеялась, глядя на полковника, и покачала головой, как бы говоря: “Ну что поделаешь с нынешней молодежью?”. Она пожала плечами и поцокала языком.

Полковник обратил внимание, что Цзон говорила на пекинском диалекте, и решил последовать ее примеру.

Они находились в необыкновенно просторной комнате; ни в одном доме из тех, что он видел в Сингапуре, включая его собственный прежний особняк, не было такого большого зала. Полковник отметил, что это не очень вяжется со скромным фасадом.

Еще более удивительно выглядел пол этой комнаты, устланный тата ми – японскими соломенными матами строго определенного размера, по числу которых измеряется площадь комнаты в традиционных японских жилищах. Но главные сюрпризы ждали