Они окружили Ромарика.

– Эй, знаменитость! – выкрикнул один. – В фехтовальном зале тебя ждёт Жоффруа. Ступай туда, если ты не трус. Пошевеливайся!

Остальные четверо, хихикая, встали у дверей, как часовые, сложив на груди руки. Их поведение было подчёркнуто театральным. Гиймо удивлённо глянул на кузена. Тот со вздохом поднялся.

– Я же говорил: ко мне здесь относятся совсем не так, как к тебе.

Ромарик указал на Гиймо и произнёс таким же напыщенным тоном, каким обращались к нему:

– Он будет моим секундантом.

Мальчик, передавший Ромарику вызов, молча кивнул. Оруженосцы взяли Ромарика и Гиймо в кольцо и повели в фехтовальный зал. Гиймо шёпотом спросил брата:

– Тебя вызывают на дуэль?

– Ага, – прошептал в ответ Ромарик. – Мой противник – злейший громила на свете!

– Ты преувеличиваешь…

– Во всяком случае, в Дромотуле таких, как он, ещё не бывало.

Они вошли в зал, где занимались гимнастикой и фехтованием. Там стоял рослый парень, чуть старше Ромарика. Его нахмуренное лицо нервно подёргивалось, рубаха была выразительно распахнута, демонстрируя внушительные мускулы. В руках он держал две здоровенные палки.

– Сейчас ты докажешь, что принят сюда заслуженно, – изрёк он и бросил Ромарику палку.

Тот поймал оружие и принял, подобно противнику, боевую стойку.

– Ты пожалеешь об этом, Жоффруа! – пробормотал он.

Противники сперва ходили кругами, изучая друг друга, потом Жоффруа нанёс первый удар. Ромарик отбил его и сам ударил, но промахнулся. Жоффруа замахнулся снова, Ромарик отскочил. На лбу у него заблестел пот. Гиймо мысленно подбадривал друга.

Внезапно Жоффруа сделал обманный манёвр и нанёс Ромарику удар в живот. У того перехватило дыхание, он согнулся пополам и попятился. Противник, не сомневаясь в победе, уверенно наступал, грозно вращая палкой над головой. Но Ромарик, вместо того чтобы выпрямиться, плюхнулся на пол, подсёк Жоффруа ногой и изо всех сил обрушил на него своё оружие. Жоффруа со стоном выронил палку.

Ромарик, встав, убедился, что противник не может продолжать бой. Зато другие мальчишки схватили палки и начали наступать на победителя. Положение стало критическим…

Оруженосцы подлы и трусливы, справедливость нарушена, брат в опасности. Гиймо решил, что пора вмешаться. Правда, сделать это надо незаметно. На территории Братства строго-настрого запрещалось колдовать. Кадехар всегда твердил, что маги и рыцари делают одно дело, но их пути не пересекаются.

Гиймо соображал, как поступить. Ромарик тем временем, отразив первый натиск, пятился под новыми ударами.

Наконец ученик колдуна придумал, как помочь. Закрыв глаза, он стал искать Ингваз среди графем, возникших перед его мысленным взором. Потом зашептал, скользя взглядом по оруженосцам, окружившим Ромарика:

– Ингваз… Ингваз… Ингваз… Ингваз…

Графему обездвиживания, превращающую людей в статуи, надо призывать на каждого противника отдельно. Летом, отражая нападение орков у деревни Троиль, он забыл об этом, и оплошность едва не стоила ему жизни.

На сей раз Гиймо обошёлся с графемой по всем правилам. Он не выкрикивал её, а шептал, отчего у оруженосцев просто налились свинцом ноги. Они стали двигаться неуклюже, не понимая, что творится. Ромарик подскочил к одному из противников, выбил у него палку и ударом в бок повалил на пол. Другой попытался напасть на Ромарика, но двигался слишком медленно, так что ничего не стоило перебросить его через плечо. Третий получил кулаком в живот, четвёртый – ногой в грудь. Избавившись от всех нападавших, Ромарик с довольным видом подошёл к брату.

– Признайся: что ты сделал, чтобы они превратились в неповоротливых черепах?

– Ничего я не делал! – притворно возмутился Гиймо. – Ты сам их победил!

– Так и есть! Что с того, если ты мне немного подсобил?

– Ну, разве что совсем чуть-чуть… Ты одержал блестящую победу, братец, и она укрепит твою шаткую репутацию. Я удивлюсь, если к тебе опять станут приставать.

– А я не удивлюсь, если меня вообще выгонят! – Ромарик потащил Гиймо вон из спортивного зала. – Этих болванов я не боюсь, но если кто-нибудь из рыцарей пронюхает, что в Дромотуле прибегали к колдовству, мне конец…

– Никто не узнает! Действие графемы пройдёт через пару минут. А мне, между прочим, уже пора к Амбору и Бертолену.

Они поспешно спустились по широкой каменной лестнице к входной двери.

– Эй, Гиймо! – вспомнил Ромарик, очутившись во дворе. – Выкладывай своё невероятное известие.

– Известие? Какое? Ах, да… – Гиймо не очень умело разыгрывал безразличие. – Просто я хотел предупредить, что колдуны Гильдии проверили все сведения, которые мы добыли в Мире Ненадёжности, и теперь готовятся напасть на Призрака… Никому ни слова! – Он бросился к Амбору и Бертолену, поджидавшим у ворот. – Мне запретили об этом рассказывать!

Устроившись на коне за спиной Бертолена, Гиймо помахал Ромарику, оставшемуся посреди двора. Будущий рыцарь, потрясённый новостью, проводил взглядом всадников, быстро исчезнувших в облаке пыли.

Уже два часа Гонтран ждал в коридоре Академии музыки, когда за ним придут. Оставив ситару на скамейке, он расхаживал, заложив руки за спину. Разгильдяйство преподавателей, которым предстояло учить его в том числе и дисциплине, невозможно было оправдать!

Когда Гонтран подходил к Академии, где одарённые дети получали лучшее в Ис образование, его покорило изящество её зданий на опушке Тантревальского леса. Птичьи трели, казалось, соперничали с ученическими гаммами.

В стране Ис музыку очень любили. В каждой деревне имелся собственный оркестр; не проходило дня, чтобы где-нибудь не устраивали танцы или соревнования виртуозов-флейтистов. Родители Гонтрана были известными на всю страну, уважаемыми музыкантами.

Гонтран, закадычный друг Ромарика, обладал флегматичным характером, что очень помогало в трудную минуту. Недоброжелатель назвал бы его тощим дылдой; его тщательно причёсанные чёрные волосы контрастировали с живым взглядом. Скитаясь по Миру Ненадёжности, он подружился с воином-варваром, покорив его своей игрой. Но сюда, в Академию, он попал после того, как выступил в замке Троиль, на юбилее Юрьена. Знатоки оценили талант юного музыканта и допустили к вступительным экзаменам.

– Гонтран Грум!

Мальчик оглянулся.