Он расправил плечи, губы его напряглись. Теперь он походил не на волка, а на льва. И потому казался еще опаснее.
У него были запавшие глаза, будто он плохо спал. Десятками лет. И все же его взгляд был темным и быстрым, будто ничто столь тривиальное, как бессонница, не могло помешать ему оглядывать ее с головы до ног и преследовать, если бы ей вздумалось бежать.
Она не могла бежать. Она не могла даже двинуться с места. Не могла заговорить. Она была способна только беспомощно смотреть на него широко раскрытыми глазами. Он отвечал ей пристальным взглядом. Теперь он смотрел только на нее и исключительно на нее. Его глаза казались теперь жесткими и решительными. Даже пламя свечей не отражалось в них. Уголки его губ дрогнули в улыбке, скорее свирепой, чем дружелюбной.
— Гости.
Он произнес одно это слово, запоздалое эхо более раннего высказывания графини, и, казалось, от него заструился наэлектризованный воздух, покалывая их всех необузданной яростью.
— Я вижу.
На этот раз графиня повернулась к нему, хотя ее глаза не встретили его взгляда.
— Не обсудить ли нам наши частные дела наедине? Неуверенность в ее тоне сводила на нет упрек, прозвучавший в словах.
Он повернулся к графине. Освободившись от гнета его взгляда, Эванджелина отчаянно вздохнула. Он замер, будто мог услышать ее неровное дыхание и тяжелые удары сердца, но продолжал смотреть на графиню.
— Можете не сомневаться, мадам. Мы поговорим.
По истечении одного момента нерешительности графиня склонилась к нему и сделала жест рукой, затянутой в перчатку.
— Леди Стентон, мисс Стентон и мисс Пембертон, позвольте представить вам моего брата Гэвина Лайонкрофта.
Не обращая внимания на обеих безмолвных леди Стентон, Лайонкрофт снова устремил пристальный взгляд на Эванджелину и одним гибким плавным движением руки отдал широкий насмешливый поклон. Похоже было, что этот человек обладал изяществом и грацией.
Эванджелина механически присела в реверансе или по крайней мере попыталась это сделать.
Ее ноги, покрытые водяными мозолями, подкосились, башмак заскользил по гладкому мрамору, и ее качнуло вперед.
Но ей тотчас же помог выпрямиться лакей, а Лайонкрофт, кажется, насмехался над ней, хотя его красивый рот оставался сжатым и только в глазах заплясали искорки смеха.
Он выглядел, подумала Эванджелина, как человек, привыкший к тому, что обычные, средние люди, такие, как она, впадали в ступор при виде его. А почему бы и нет? Он аристократ, убийца и мужчина с глазами волка.
И возможно, этот человек еще хуже того монстра, от которого она сбежала.
Глава 2
Гэвин Лайонкрофт заперся в своем кабинете и оставался там до тех пор, пока его сестра, не разместила гостей в отведенных для них комнатах в противоположном крыле дома. Только тогда он выбрал кратчайший путь взападное крыло, пользуясь неосвещенными коридорами и тайными проходами между стенами.
Сотни лет назад эти темные переходы были проложены для гораздо более страшной цели, чем попытка избежать встречи с дрожащими от страха нежеланными гостями. Но для Гэвина так было лучше и, разумеется, лучше для неизвестных будущих гостей, если они не стремились составить ему компанию, пока в его крови бушевала ярость.
Он снова повернул, оказавшись на пересечении двух коридоров. Свет. Там, в конце прохода, был свет — крошечный мерцающий огонек, видный сквозь щель.
Крыло дома для незваных гостей, то самое, где их поселили.
Леди Стентон, нелепая женщина, похожая на птицу с острым клювом, с пальцами, напоминающими когти, когда она сжимала расписной веер, будто он обладал силой спасти ее от любого зла. Ее дочь, злополучная мисс Стентон, совершенное воплощение заблудшего подростка, одетого, причесанного и накрашенного как безжизненная кукла, предназначенная для того, чтобы мать играла с ней.
И еще одна, мисс Пембертон. Не похожая ни на чью куклу. Скорее она походила на дикое животное с этой копной темных растрепавшихся волос, бронзовой от загара кожей и всепроникающими глазами. Она казалась не менее напуганной, чем остальные, но как-то по-иному. Будто была способна проникнуть взглядом сквозь внешнюю оболочку и найти скрывавшегося под этой оболочкой подлинного человека.
Он сдвинул с места потайную панель и оказался в холле как раз за спиной сестры. Панель бесшумно встала на место, скрыв проход от пытливого любопытного глаза, так что пейзаж в золоченой раме, висящей на ней, казался всего лишь картиной, предназначенной для украшения холла.
— Добрый вечер, Роуз.
Надо отдать ей должное: она не вскрикнула, а замерла, как прежде, когда он застал ее приветствующей нежданных гостей.
— Как это ты ухитряешься? — прошептала она, повернувшись к нему лицом.
— Я нигде и везде, — ответил он с легкой улыбкой. — Тебе не скрыться от меня.
— Я и не скрывалась, — ответила она. — Я хотела убедиться, что комнаты для остальных гостей готовы.
— Ах! Остальных! — тихонько проворчал он, выступая вперед, и остановился, только когда смог видеть ее лицо. — Чему я обязан удовольствием принимать столь неожиданное общество?
По тому, как он сжимал и разжимал руки, Роуз безошибочно поняла, что он хотел сказать.
— Мы… они… — Она кашлянула и бросила на него нервный взгляд. — Я не думала, что ты будешь против.
— Неужто я так гостеприимен?
Гэвин говорил, не повышая голоса. Его тон был ровным, а голос хорошо смоделированным, но за этим крылось подавляемое желание издать рык.
После нескончаемо долгой паузы она пробормотала:
— Ничуть, насколько мне известно.
Гэвин подвинулся ближе, намеренно нависая над ней и тесня ее, пока она не оказалась прижатой к стене и не вздрогнула.
— И все же, — сказал он, — ты ловко управляешься со всем за моей спиной. Неужели роль старшей сестры дает тебе право вести себя в моем доме как хозяйка, когда я здесь?
— Я… Нет. Конечно, нет. Я… — Она замолчала, не в силах продолжать, и робко посмотрела в лицо Гэвин.
— Все гости уедут завтра, — сказал он.
— Но ведь это прием в загородном доме, — возразила она, запинаясь, не сводя с него щенячьих глаз. — Ты сказал, что они могут пожить здесь две недели.
— Чепуха, — тихо поправил он. — Я сказал — «семья».
От ее щек отхлынула кровь.
— Так чью же семью мне следует ожидать?
Губы Роуз дрогнули.
— В любую минуту может приехать моя. Брат моего мужа Бенедикт и моя невестка Франсина Радерфорд. И их кузен Эдмунд Радерфорд.
Его брови взметнулись.
— И Стентоны? А они кому приходятся кузенами?
— Никому, — призналась она и нервно подергала себя за пальцы.
Он хлопнул ладонью по стене. От его удара дрогнули картины. Как и его сестра.
— Тогда почему они здесь?
Пылая гневом, глядя на нее прищуренными глазами, он повернулся к сестре:
— Вы осмеливаетесь заниматься сводничеством под моим кровом, мадам?
В ответ она густо покраснела и с силой тряхнула головой.
— Как это удобно для меня! — сказал он насмешливо, поглаживая пальцем подбородок и притворяясь, что обдумывает эту возможность.
— И какая девушка подойдет для убийцы? Чопорная с пустым взглядом