Некоторые ошибочно приняли её за ассистентку, когда туда прибыли, но она сидит в кресле, сжимая в руке бумажный клочок со своим собственным номером № 23.
У неё нет при себе ни кофра, ни плаща, ни клетки с птицей, да и трости тоже нет. Она одета в темно-зеленое платье и в черный жакет с рукавами буфами поверх него. Копна каштановых локонов аккуратно убрана заколками под крошеную с перьями, но в остальном ничем не примечательную, черную шляпку. Её лицо кажется совсем девичьим, из-за этих её длинных ресничек и слегка надутых губок, но очевидно, что она уже не в том возрасте, чтобы её можно было принять за девочку. Но, тем не менее, трудно вот так определить её возраст и никто не осмеливается спросить. Собравшиеся, ни на что не взирая, считают её девушкой, и соответственно к ней относятся. Она отмечает про себя, что несмотря на множество косых взглядов, никто не решается посмотреть в открытую.
Один за другим, всех иллюзионистов, вызывает человек со списком и блокнотом, который провожает их к позолоченной двери, расположенной в конце фойе и так же один за другим, они выходят в вестибюль, а потом и из театра. Одни задерживаются за теми дверьми всего несколько минут, в то время как другие остаются в театре в течение довольно продолжительного времени. Те, у кого на их листочках написаны довольно большие числа, в нетерпении ёрзают на своих местах, в ожидании, когда же вновь появится человек с блокнотом и вежливо назовет их номер, что они держат в руках.
Последний иллюзионист, прошедший за позолоченную дверь (пухлый паренек в цилиндре и броском плаще) вернулся в вестибюль довольно скоро и заметно взволнованным. Он метнулся сразу же к выходу, позволяя дверям театра громко захлопнуться у него за спиной. Звук ударяющихся дверей эхом разнесся по всему фойе, когда человек с блокнотом вновь появляется, рассеянно кивая остальным, и откашливается.
— Номер двадцать три, — объявляет Марко, сверяясь с номером в своем списке.
Все глаза тут же устремляются на девушку, которая встает со своего места и идет вперед.
Марко наблюдает за тем, как она приближается. Поначалу он сбит с толку, но затем замешательство сменяется чем-то совершенно другим.
Он мог сказать, когда девушка была еще на том конце зала, что она была прелестна, но когда она подошла на довольно близкое расстояние, чтобы заглянуть в его глаза, её очарование, овал лица, оттеняющие кожу волосы, становится чем-то большим.
Она просто лучится. Какое-то мгновение, пока они смотрят друг на друга, он не может вспомнить, что ему нужно делать и почему она протягивает ему клочок бумаги с номером двадцать три на ней, написанный его собственной рукой.
— Сюда, пожалуйста, — удается ему выговорить, забирая её номерок и придерживая открытой для неё дверь.
Она слегка приседает в реверансе, выражая признательность, а фойе в это время наполняется гулом от шепотков, прежде чем дверь за ними закрылась.
* * *Театр невероятен по своим размерам, размаху и убранству, ряд к ряду, обитые красным бархатом. Оркестровая яма, мезонин[4], балконы простирающиеся от пустой сцены, всё выдержанно в темно-красных цветах. Здесь никого нет, за исключением двух человек, сидящих где-то в десяти рядах от сцены. Чандреш Кристоф Лефевр сидит сложив ноги на сидение перед ним. Госпожа Ана Падва сидит справа от него, вынимая часы из своей сумочки, при этом подавляя зевоту.
Марко появляется из крыла сцены с девушкой в зеленом платье, которая не отставая шагает прямо за ним. Он жестом ей показывает, чтобы та вышла на середину сцены, не в силах отвести от нее глаз, когда он объявляет её практически пустому залу театра.
— Номер двадцать три, — представляет он девушку, прежде чем спуститься по небольшой лестнице возле авансцены, где он нерешительно застывает с краю, у первого ряда, а писчее перо зависает над его блокнотом.
Госпожа Падва поднимает глаза и улыбается, убирая свои часы обратно в ридикюль.
— Что у нас здесь? — спрашивает Чандреш, ни к кому конкретно не обращаясь.
Девушка не удостаивает ответом.
— Это номер двадцать три, — повторяет Марко, сверяясь со своими записями, чтобы убедится, что он ничего не напутал.
— Девочка моя дорогая, мы здесь проводим прослушивание иллюзионистов, — говорит Чандреш, да так громко, что его голос эхом отдается в огромном пространстве. — Магов, чародеев и так далее. Сейчас у нас нет необходимости в прелестных ассистентках.
— Сэр, я и есть иллюзионистка, — говорит девушка. Её голос звучит спокойно и негромко. — Я пришла сюда на прослушивание.
— Понятно, — говорит Чандреш, хмурясь, оглядывая девушку с головы до ног.
Она стоит неподвижно в центре сцены, терпеливо, как будто ожидала подобной реакции.
— А что не так? — спрашивает госпожа Падва.
— Я не совсем уверен, что это уместно, — отвечает Чандреш, задумчиво глядя на девушку.
— После всех ваших проповеднических речах об акробатах?
Чандреш молчит, продолжая разглядывать девушку на сцене, довольно изящную и не кажущуюся такой уж необычной.
— Это совсем другое дело, — все что он может выдать по поводу своих недавних рассуждений.
— Да неужели, Чандреш, — говорит госпожа Падва. — Мы должны, по крайней мере, позволить ей продемонстрировать своё мастерство, прежде чем спорить о целесообразности появления в цирке женщины-иллюзиониста.
— Но у неё довольно большие рукава, в которых она наверняка может спрятать что угодно, — протестует тот.
В ответ Селия расстегивает свой жакет с широкими рукавами и не церемонясь бросает его на сцену около своих ног. Её зеленое платье без рукавов и даже без бретелек, отчего плечи и руки девушки полностью обнажены, за исключением серебряной цепочки с кулоном, висящей на шее. Затем она снимает перчатки и так же бросает их одну за другой рядом со скомканным жакетом. Госпожа Падва выразительно смотрит на Чандреша, на что тот только вздыхает.
— Что ж, — говорит Чандреш. — С этим разобрались.
И он неопределенным жестом машет в сторону Марко.
— Да, сэр, — говорит Марко, поворачиваясь к девушке и продолжая уже обращаться к ней. — У нас есть несколько вопросов, которые мы хотим Вам задать, прежде чем Вы приступите к демонстрации своих талантов. Ваше имя, мисс?
— Селия Боуэн.
Марко записывает её имя себе в блокнот.
— А ваше сценическое имя? — спрашивает он.
— У меня нет сценического имени, — отвечает Селия.
Марко это тоже отмечает в своем блокноте.
— Где Вы выступали профессионально?
— Прежде я нигде не выступала.
На этом Чандреш хочет закончить прослушивание, но госпожа Падва останавливает его.
— Тогда у кого Вы учились? — спрашивает Марко.
— У моего отца, Гектора Боуэна, — отвечает Селия. Помолчав мгновение, она добавляет. — Хотя, он, возможно, более