руки под грудь, неглубоко вздохнув. – Кто же знал, что этот железный конь так резко тормозит. Вот и приложило башкой да ребрами о какие-то железяки в будке, когда на ногах не удержался. Ладно, оптический прицел на карабине целым остался.

– Давай-ка сюда садись, – произнес я, усаживая Лешего на ступеньку лестницы в кабину локомотива. – Дальше рассказывай.

– Когда подъезжали к этому мосту, через бинокль разглядел вон там, у леса… – Леший рукой показал на опушку леса, от которой кубанцы тащили трупы, – группу из четырех человек, один из которых стоял на коленях перед подрывной машинкой. Дальше схватил карабин и выстрелил во взрывника, а затем крикнул Матвеичу, чтобы тот тормозил. Потом упал, взрыв. Когда после полной остановки поезда встал на ноги, то увидел, что двое бегут к лесу, а третий что-то делает у машинки. В общем, я в него только с четвертого выстрела попал. Головой хорошо приложило и боком тоже. Если бы он не встал, стреляя из маузера по конвойцам и братам, которые выпрыгивали из вагона и бежали к мосту, я бы его не достал. После каждого выстрела скрючивало от боли.

– Молодец, Леший. Готовься солдатского Георгия второй степени минимум получить, а то и чего повыше.

Пока Лесков докладывал, я снял у него повязку с головы, которую Вовка намотал сам себе. Ничего особого страшного не было, большой шишак и рассечение. В это время до нас добрался Ширинкин. Увидев генерала, Лесков попытался вырваться из моих рук и вскочить, но я его удержал, а Евгений Никифорович, махнув рукой, мол, сиди, продолжайте, прошел дальше и ошарашенно застыл перед разрушенным мостом. Быстро забинтовав Лешему голову, я подошел к Ширинкину.

– Вот и предвидение беды, Евгений Никифорович, – тихо произнес я, глядя на то, как казаки с трудом взбираются на насыпь с трупами на руках.

Лицо Ширинкина, когда он повернулся ко мне, было бледно-серого цвета, будто от него отлила вся кровь.

Тимофей Васильевич, вы представляете, что было бы, если бы по распоряжению его императорского величества мы бы не поменяли составы, а в будку паровоза не посадили бы вашего лучшего стрелка-инструктора? – еле разлепляя губы, просипел генерал.

– Император умер, да здравствует император… Император Владимир Первый, – глядя перед собой, мрачно проговорил я.

Главный телохранитель вскинулся, будто бы его ужалили в одно место, а потом как-то весь сдулся.

– Ваше превосходительство, надо как-то этот мосток укрепить, а то с покойниками мы к вам не переберемся, – прервал наш разговор один из казаков.

Пока машинист поезда с кочегаром и казаками укрепляли переход через разрушенный мост, нам с Ширинкиным с трудом удалось заставить Николая вернуться в императорский поезд, мотивируя это тем, что на путях может быть заложен еще один заряд.

После того как император направился назад к своему вагону, я и Евгений Никифорович вернулись к мосту. Казаки к этому времени уже переправили на нашу сторону тела двух убитых.

– Вот этот был взрывником, – Леший указал на молодого человека лет двадцати, – а вот этот потом пытался что-то сделать с подрывной машинкой и стрелял из маузера. Двух других особо не рассмотрел, но показалось мне, что из военных. Когда я выстрелил во взрывника, они залегли, а к лесу бежали, пригнувшись и петляя, как зайцы.

Я смотрел на мужчину лет тридцати – тридцати пяти и ловил себя на мысли, что он мне кажется знакомым.

– А я его знаю, – услышал я за спиной голос подошедшего Кораблева и резко развернулся.

– И кто он, Николай Алексеевич?

– У нас в архиве он проходит как Толстый. Засветился в Германии среди революционеров русского происхождения еще в одна тысяча восемьсот девяносто третьем году. Кстати, в Швейцарии встречался с товарищем Степаном. Помните такого, Тимофей Васильевич? – задал вопрос коллежский асессор.

– Помню, хорошо помню, – с недоброй усмешкой ответил я начальнику агентурной части Дворцовой полиции. – А имя и фамилия у этого Толстого есть?

– Азеф Евно Фишелевич, или Евгений Филиппович…

– Мать твою, – рявкнул я, перебивая Кораблева, который вместе с генералом удивленно уставился на меня.

– Евгений Никифорович, давайте отойдем в сторону. Не обижайтесь, Николай Алексеевич, но это не ваш уровень информации.

Когда мы молча отошли с генералом, где нас никто не мог услышать, я произнес:

– Азеф – секретный сотрудник Департамента полиции.

На этот раз Ширинкин побагровел так, что мне показалось, что его сейчас хватит удар. Пару раз глубоко вздохнув и выдохнув, генерал каким-то убитым голосом спросил:

– Это точно?

– Окончательный ответ на это даст Сергей Эрастович[2]. Насколько мне известно, он проходит у них под псевдонимом «Раскин». Я месяца два назад запрос в Департамент полиции отсылал по социалистам с просьбой представить информацию, кто их освещает за рубежом. Один из секретных сотрудников – Азев или Азеф Евгений Филиппович. На фото он, правда, помоложе был. Вот и показался мне знакомым, – произнося это, про себя подумал, что основным интересом при запросе было выяснить, а есть ли в этом мире Азеф и не к нему ли собрался Боря Савинков, детский друг моей невесты.

– Кстати, не вспомните, а какой пост занимал господин Зволянский в девяносто третьем году? – спросил я генерала.

– Исполнял дела вице-директора Департамента полиции, – всё так же убитым голосом ответил Ширинкин.

– И курировал особый отдел, то есть дела с агентурой? – уточнил я.

– Да, – Евгений Никифорович как-то странно посмотрел на меня. – И что будем делать?! Насколько я знаю, Сергей Эрастович частый гость у великого князя Владимира Александровича.

«И в девяносто третьем году дружки и подруга товарища Степана дважды очень хотели убить цесаревича Николая. Интересная цепочка выстраивается», – пронеслось в моей голове, но озвучил другое:

– Для начала я хочу проверить, нет ли, действительно, еще одного фугаса в полотне. Как доложил старший урядник Лесков, этот Азеф не убежал, как остальные, в лес, а пытался что-то сделать с подрывной машинкой.

Так вы, Тимофей Васильевич, не лгали его императорскому величеству, когда говорили про второй заряд? – удивленно спросил генерал, а потом как-то опасливо посмотрел себе под ноги.

– Про то, что такая угроза есть, – нет, не лгал. Действительно, надо проверить. А вы пока решите с его императорским величеством, что делать будем. Мост за день, да и за два не восстановить. Предлагаю, как только из погони вернется хорунжий Селивёрстов, отправить его в Клин к генералу Мейендорфу. Пускай

Александр Егорович прибудет сюда с полусотней конвойцев и тремя каретами. Доставим императора с членами семьи в Клин, а из Москвы запросим поезд генерал-губернатора.

Ширинкин задумался, а потом вынес свой вердикт:

– Так и поступим. А на чем хорунжий доберется до города?

– Евгений Никифорович, здесь до вокзала семь верст. Для Романа Петровича и инструкторов это меньше часа бега. Одного-то я его не отправлю. Тем более, Александр Егорович хорунжего и братов прекрасно знает.

– Это точно. Их казаки-кубанцы, да и терцы после