«Работа и должна быть тяжелой – потому она и называется работой». Даже сосчитать не могу, сколько раз я слышала эту ерунду. И сама в нее верила. В конце концов, человечеству на протяжении практически всего своего существования некуда было деваться от сложной, унизительной, всепоглощающей – короче говоря, дерьмовой – работы. В давние времена людям приходилось заниматься действительно непосильным и изматывающим трудом: копать землю, пахать, носить на себе воду на приличные расстояния. Альтернативы не было: никто не предлагал им «выбрать специальность». Каждый делал то, что делал его отец, который делал то, что делал его отец, ведь так велел сам Бог. Помните, я обещала не писать о Боге? Но деваться некуда, этот тип ко всему приложил руки, в том числе и к нашему отношению к работе. Поскольку искать любое другое дело вместо того, которым занималась вся семья, считалось греховным, оставалось лишь постараться не родиться в семье расхитителей могил.
А потом появился парень по фамилии Кальвин. Кальвин стал весьма популярным, потому что, как вы знаете, среди прочего он заговорил о возможности выбирать себе занятие – #протестантам_можно. Но и в этой новой хипстерской религии имелась оговорка: все люди должны работать, даже богатые, поскольку труд сам по себе – воля Божия. Но теперь хотя бы профессию разрешили выбирать, и на том спасибо. А кроме того, за работу позволили получать доход в любом размере, и вот это уже отлично. Ранее считалось, что большие деньги приходят к человеку только бесчестным путем, и все излишки полагалось раздавать нуждающимся. Но Кальвин счел это глупостью. Чеддера всем! Зарабатывать как можно больше – вот новая обязанность, возложенная на человека Богом, даже если ему для этого придется заняться чем-то незнакомым.
Для всех этих махинаций и термин придумали – протестантская трудовая этика. Скорее всего, вы о ней уже слышали. Осмелюсь даже предположить, что вы сами ей не чужды. Отличительные черты протестантской трудовой этики – старательность, аккуратность, отложенное вознаграждение. Другими словами: «Работа и должна быть тяжелой – потому она и называется работой».
Протестантская трудовая этика родилась в Европе, но вскоре эти трудоголики заявились в Америку (пуритане – в Новую Англию, квакеры – в Пенсильванию) и давай агитировать: «Ну приве-е-ет, мы собираемся создать новый мир и в процессе доказать Богу свою высокую нравственность. Так что, детка, хватай лопату и копай, руки без дела – орудие нечистой силы».
И что в результате? Эти ребята были буквально одержимы своей идеей. Даже Бенни Франклин начал писать книги о старательности, ответственном использовании времени и отсрочке удовольствия – эдакое Руководство по Жизни в Новом Свете. Теперь это был не только религиозный долг, но и социальный. С течением времени быт людей постепенно отходил от церковных догм, труд все менее ассоциировался с божественной волей и все более – с общественным благом. В новом мире тяжелая работа считалась достойной уважения и почтения. Лентяев общество отвергало, и до сих пор мы обещаем ленивым детям безрадостное будущее. Все действительно так хорошо работали, что европейцы, прибывающие в Новый Свет, чрезвычайно поражались трудолюбию местных жителей и даже сетовали на то, что у них слишком мало возможностей для развлечений. (Мне таких жалоб не понять: публичные казни в те времена были мероприятиями повеселее фестивалей и ярмарок.)
Вы наверняка уже понимаете, к чему я веду. Просто перемотаем вперед несколько сотен лет и увидим: американцы сегодня достигли состояния некоего пуританского похмелья. Работа стала основным знаком отличия (некоторые – назовем их инопланетянами – и вовсе пытаются произвести впечатление, хвастаясь тем, что «не имеют времени на обед») и главной мерой оценки себя и других. Чем сложнее работа, тем больше поводов для самодовольства. Чем больше денег она приносит, тем большими ханжами мы становимся.
Это будет тянуться до тех пор, пока не опустеет последняя миниатюрная бутылочка водки.
До тех пор, пока в один прекрасный день вы не осознаете: возможность добавить хоть сорок пять позиций в корзину интернет-магазина Target больше не приносит вам никакого удовлетворения. И не сомневайтесь: теперь точно все плохо, и даже друг-гей из реалити-шоу по глобальному преображению жизни не сумеет ничего исправить. Может ли что-то быть хуже этого? Завтра вам опять придется встать утром и делать все то же самое, снова и снова. И вы будете думать только об одном: «Как долго я смогу продолжать в том же духе?»
Моя работа в рекламе привела меня к этой точке. На нервы действовала не столько сама работа, сколько ее бессмысленность. Многие из нас живут так, как жил бы современный Сизиф – тот идиот, которому суждено вечно, день за днем, толкать в гору огромный камень: максимум усилий и ноль смысла. «Ура, я сегодня смогла заработать много денег для того, кого вообще никогда не видела! А теперь погрею в микроволновке какую-нибудь залитую соусом терияки ГМО-курицу, агрессивно подискутирую с собой о том, что надо бы заняться спортом (ну ладно, кого я обманываю, я же не стану), и приготовлюсь повторить все то же самое завтра – иными словами, буду допоздна смотреть сериал “Золотые девочки” и гуглить, какого размера в среднем бывает ареола у женщин».
Все в моем существовании казалось мелким, поверхностным и… даже пустяковым. Именно это слово – «пустяк» – мне нравится. Я стремилась к цели, жаждала достичь глубокого – и наконец непритворного – удовлетворения. Достижения должны были стать средством от всех проблем. Но, как показывает время (весьма жестоко причем), достижение без цели – это путь к кризису. Да и к чему еще можно прийти, посвящая свою жизнь делу, к которому вы равнодушны?
Дни тянулись мучительно, и с каждой бессмысленной минутой я все сильнее и сильнее паниковала из-за отсутствия у меня цели. В голове крутилась только одна мысль: должен быть какой-то другой путь.
У вас тоже такое случалось, правда? Ощущение зарождающегося внутри хаоса, подстрекающего сказать: «Да пошло оно все к черту!» Это поднимает голову та ваша часть, которая вечно идет против течения, та самая, из-за которой вы годами отказывались есть кейл, потому что все вокруг сходили по нему с ума. Та самая, которая терпеть не может перезванивать. Та, которая действительно хочет бросить все и всех, желая просто узнать, что из этого выйдет.
А что же из этого выйдет?
Этого я не представляла. Что делать после того, как поставила все галочки в списке дел? Есть ли что-то еще в этом списке? Я построила свою обычную идеальную маленькую жизнь, не понимая, что все обычное часто дается за счет чего-то экстраординарного. Однако такая цель слишком уж тщеславна, согласитесь? Кем я себя возомнила, Экхартом Толле[4]? Но я не жаждала дешевой славы – я искала истинный смысл.
Поначалу я пыталась поговорить о «поисках смысла»