Пенка покрыла кофе густой шапкой, не давая ароматным парам вырваться наружу. Несколько минут ожидания, пока оседала кофейная гуща, показались мне вечностью, но Айше была выдержанна и терпелива. Было видно, что этот ритуал она совершала много раз в течение долгих лет, поэтому оставалось лишь наблюдать за ней с трепетным благоговением благодарной ученицы, которой посчастливилось увидеть мастера в деле.
– Первый глоток – самый главный… – серьезно произнесла Айше и наглядно продемонстрировала его. Томно закатив глаза, она глубоко выдохнула, поднесла чашку прямо к носу и сделала долгий вдох. Я тут же повторила за ней. Невероятная нега разлилась по телу. Глоток – и напряжение в висках как будто рукой сняло. Я знала, что кофе расширяет сосуды, но неужели так быстро? Моментально я позабыла обо всех проблемах и сосредоточилась лишь на одном: крохотной, размером с кусочек лукума, фарфоровой чашке и удивительной собеседнице напротив меня.
– Это стамбульский кейф. – И она хитро прищурилась, глядя на меня – такую расслабленную и… неужели довольную? Этот непонятный кейф, который здесь предвещают все и всюду, снова застиг меня врасплох. Как бы я ни старалась хандрить и изображать больную особу, тут же находился кто-то, кто настойчиво предлагал мне хваленый стамбульский кейф, который, как ни странно, работал.
Когда кофе был выпит, Айше накрыла чашку блюдцем и аккуратно перевернула ее вверх дном. Недолго думая, я решила проделать то же самое.
– Нужно переворачивать чашку на себя, а не от себя, – с видом экспертов затараторили наперебой Зарина с подружкой, которые уже успели сварить себе несколько порций «тюрк кахвеси»[12]. Я в точности сделала все, как было сказано, и стала ждать. Ждать нужно, пока чашка совсем не остынет. Мне показалось это премилой хитростью в стиле стамбульского кейфа, позволяющей продлить полное удовольствия безделье.
Переворачивали кружки женщины одновременно. Те, что помоложе, затаив дыхание и закрыв глаза. Айше реагировала на гадание спокойно, хотя и в ее лице я увидела перемены: щеки покрылись еще более алым румянцем, и как-то странно загорелись глаза. Две горничные, которые были как две капли похожи между собой, чуть ли не визжали от радости, обнаружив на дне чашек своих суженых, причем один из них был якобы похож на Бурака Озчивита[13]. Зарина не поверила подруге и выхватила из рук ее чашку, пытаясь найти сходство. Параллельно она рассказывала, что Бурак вроде бы уже обрел свою любовь – ее подруга обиделась и в слезах выбежала из кухни. Зарина бросилась вслед успокаивать безответно влюбленную девушку.
Гаремные страсти увлекли меня настолько, что я и вовсе потеряла счет времени. Я никогда не верила в гадания, поэтому не спешила заглядывать в свою чашку. Уверенная, что это ни к чему, я просто отодвинула ее, но Айше потребовала закончить кофейную церемонию по старому обычаю.
– Это судьба. Играть нельзя.
Возможно, если бы я была фаталисткой, я бы всерьез задумалась над ее словами, но сейчас это представлялось новой игрой, и без всяких колебаний и ужимок, что было частью доброй традиции, я заглянула в кружку. Ненавязчивый аромат корицы и кардамона, как тонкое послевкусие, вырвался наружу – и я снова ощутила невероятную легкость. Густая кофейная гуща, расплывшаяся в невероятных завитках, давно застыла. Я вглядывалась в хитросплетения тонких черных линий, перемежавшихся с поплывшими кругами – точь-в-точь как на платках моей кавказской бабушки. Когда-то я часами примеряла ее шелковые палантины, сплошь усеянные турецкими огурцами, напоминавшими по форме слегка изогнутые капли.
– Это бута![14] – вдруг вскрикнула Айше, которая не выдержала и, перевесившись через мое плечо, заглядывала в крохотную чашку. – Видишь? Бута!
Конечно, я видела десятки закорючек, выделить какую-то особую не представлялось возможным. Однако я радостно закивала головой, давая понять, что бута найдена, и отставила чашку прочь.
– Это хороший знак, – не успокаивалась неугомонная гадалка. – Это светло. Радость. Понимаешь мой?
Да, я понимала ее. Знак был светлым и добрым. Но к чему столько эмоций?
– Ребенок будет! Bebek![15]
Я нервно дернулась и подалась в сторону, пытаясь отстраниться от ее теплых объятий, грозивших перейти в скорые поздравления.
– У меня есть дети. Две девочки, – стала бормотать я в свое оправдание.
– Два мало! – заключила она и побежала рассказывать эту радостную новость горничным, которые все еще жарко спорили в дальних комнатах.
Оставшись в кухне одна, я потянулась в карман за телефоном, о котором совершенно забыла. Впрочем, как и о времени, потому что оно, пока мы безмятежно потягивали утренний кофе, давно перебежало за полдень и грозило массой неприятностей, если я сейчас же не улизну из этого очаровательного сераля[16].
* * *Новая квартира встретила меня голыми окнами, сквозь которые пробивались тусклые лучи весеннего солнца. Белоснежная орхидея и чашка с жалким пакетиком чая сиротливо стояли на полу. Я снова взглянула на часы и поняла, что для приготовления обеда катастрофически мало времени. А ведь сегодня был понедельник, а значит, день ужина при свечах. Это одна из наших семейных традиций, как и та, чтобы печь исключительно по пятницам, а суши есть, запивая непременно колой. Знаю, глупо, но ужасно прилипчиво, что, впрочем, свойственно привычкам и традициям.
Я наскоро переоделась и выбежала на улицу. Еще утром Айше по секрету рассказала про удивительное место, в котором продают самые вкусные мезе[17] в Стамбуле. Оно было спрятано где-то среди жилых кварталов, однако приезжали туда ценители традиционной кухни со всего многомиллионного города. И сейчас был прекрасный повод проверить, насколько хорош Tuana Meze Evi[18], который располагался всего в паре километров от дома. Пройтись придется, но именно спешной прогулки сейчас хотелось больше всего.
Я быстро шагала по шумным улицам европейского Бомонти, оставляя позади себя высокие подъезды с резными дверями, за которыми скрывались роскошные винтовые лестницы из чугуна. Я видела их пару раз, пока какой-нибудь нерасторопный домовладелец пропускал впереди себя ухоженную мальтезе, замешкавшуюся у входа. Когда-нибудь я обязательно попаду в такой подъезд и поднимусь до самого верхнего этажа и, возможно, даже увижу роскошную квартиру беспечного наследника давно забытого стамбульского дельца.
Но сейчас я спешила, жадно проглатывая яркие кварталы, которые так и манили своими деревянными обветшалыми фасадами, за которыми давно не слышно музыки. И только выцветшие ставни одиноко смотрели на мир, жалостливо поскрипывая вслед пролетающему ветру.
Неожиданно справа вырос