– Думаю, именно так рассуждает убийца или убийцы. Сценарий слишком напоминает прежние преступления. Если ты спросишь меня о жертвах, Кракен, я бы сказала, что это все та же серия, начатая двадцать лет назад.
– Да, но разница есть. Не думаю, что эти умерли от яда. Хотя пресса так и не уточнила, какой именно тогда был яд. Не верю и в то, что их накачали бензином. Для этого потребовалось бы довольно большое количество бензина, и запах был бы гораздо сильнее, не говоря о химических ожогах, которых мы не видим. Такое впечатление, что они сделали один-два глотка, не больше.
Я посмотрел на лицо юноши. Его выражение казалось мне странным: рот сомкнут, губы немного втянуты внутрь, как будто он кого-то кусает.
Внезапно я кое-что заметил и наклонился к девушке.
– Обоим рот залепили лентой, а потом рывком ее со-драли. Смотри.
Действительно, вокруг губ виднелся прямоугольный отпечаток клейкой ленты, которая слепляла губы жертв из-за раздражения кожа слегка покраснела.
Внезапно в каменной тишине подземелья, нагонявшей страх и тоску, послышались какие-то звуки. Жужжание: слабое, но неприятное.
Я подал знак Эстибалис, чтобы она замолчала, и приблизил ухо к лицу юноши, почти коснувшись его. Что за чертов звук? Я закрыл глаза и целиком сосредоточился на странном жужжании, пытаясь установить его источник, а также место, где оно слышнее всего. Я едва не касался щекой кончика носа жертвы: звук явно шел изо рта.
– У тебя есть ручка?
Эсти достала ручку из заднего кармана брюк и протянула мне. На лице ее обозначилась вопросительная гримаса.
Задним концом ручки я приоткрыл уголок рта. Из отверстия вылетела пчела. От неожиданности я повалился на спину.
– Черт, пчела! – вскрикнул я, лежа на полу.
Все присутствующие обернулись в нашу сторону. Криминалисты взглянули на меня с упреком: как-никак, я упал в самый центр места преступления.
Эстибалис опомнилась и попыталась ее схватить, но насекомое пролетело над нашими головами и за долю секунды оказалось довольно далеко, удаляясь в сторону руин древней деревни Гастейс, укрытых пластиковым колпаком.
– Мы должны ее поймать, – сказала напарница, блуждая взглядом по потолку. – Если с ее помощью было совершено преступление, она станет главной уликой в расследовании.
– Поймать? Расстояние от апсиды до входа девяносто шесть метров! Не делай такое лицо, – сказал я, заметив, как Эсти на меня смотрит. – Каждый раз, когда в Виторию приезжает кто-то из знакомых, я вожу его на экскурсию по этому собору.
Эстибалис вздохнула и подошла к убитым.
– Ладно, забудем пока про пчелу. Скажи, ты видишь следы сексуального насилия?
– Нет. – Я снова подошел к трупам. – Половые органы девушки выглядят нетронутыми. Спросим судмедэксперта; кажется, она закончила разговор с судьей.
– Ваша честь… – сказала Эстибалис, машинально пригладив волосы, торчавшие из-под шлема, и убирая их в хвостик.
– Добрый вечер, – отозвался судья Олано. – Мой секретарь оставит вам акт о визуальном осмотре, чтобы вы его подписали. Лично с меня достаточно для выходного дня.
– И не говорите, – пробормотал я.
Судья поспешно вышел из часовни, оставив нас один на один с судмедэкспертом.
– Вы нашли биологические материалы, доктор? – поинтересовался я.
– Мы осмотрели тела и поверхность пола с помощью УФ-лампы, – сказала она. – Никаких следов крови. Заодно поискали следы спермы с лампой Вуда, но их тоже не обнаружилось. В любом случае будем ждать аутопсию, она даст более точные результаты. Боюсь, нас ожидает непростое расследование. Что-то еще, коллеги?
– Нет, доктор. Пока нет, – улыбнулась на прощание Эстибалис. Как только судмедэксперт исчезла, она повернулась ко мне. – Итак, Унаи, каково твое мнение?
– Тела обнажены, и во всей этой сцене явно присутствует выраженный сексуальный подтекст: жертвы похожи на влюбленных, к тому же эти руки на щеках. Думаю, все это было сделано уже посмертно, когда убийца перенес их сюда и уложил тела в направлении…
Я достал из кармана мобильник и открыл приложение, служившее компасом. Присел на корточки и некоторое время сидел, не шевелясь.
– Они ориентированы в ту сторону, где во время зимнего солнцестояния встает солнце, – сообщил я.
– Поясни; я не дитя гор, которое, подобно тебе, по выходным сливается с матерью-природой.
– Ни с чем я не сливаюсь, езжу всего-навсего помочь деду с огородом. Если у тебя был дед девяносто четырех лет, не желающий жить, как обычный пенсионер, ты бы делала то же самое. А отвечая на твой вопрос – тела ориентированы на северо-запад.
«Как и первые убитые в дольмене, – обеспокоенно подумал я. – Тревожный сигнал».
Но вслух ничего не сказал.
Я не хотел противоречить сам себе, Эстибалис не должна была заметить, что, несмотря на все мои попытки выкинуть из головы старое дело, я продолжал сравнивать нынешнее убийство с нашими подростковыми кошмарами. Возможно, как и сама Эсти.
Внутри у меня что-то дрогнуло. Я не мог не думать о том, что дышу одним воздухом с убийцей. Что всего несколько часов назад говнюк и психопат занимал то же положение в пространстве, что и я. Я всматривался в неподвижный воздух собора, будто в нем могли остаться его следы. Я словно узнавал его шаги, видел его поступь на быстрой перемотке в своем воображении. Как он притащил тела, как, не оставляя следов, укладывал их в часовне. Я точно знал, что это был человек скрупулезный и что похожие вещи он делал и раньше.
В тот вечер он совершал злодеяние не в первый раз.
Оставалось лишь увидеть его лицо. Я отказывался верить в то, что загадка проста и все настолько безоговорочно: решение принято еще до того, как рассмотрены все детали.
Эстибалис наблюдала за мной, ожидая, пока я покину ментальные лабиринты, в которых иногда подолгу блуждал. Она хорошо меня знала и уважала мое молчание, равно как и другие привычки.
Наконец я встал, мы переглянулись и поняли, что оба на десять лет моложе исследователей, которые полчаса назад вошли в этот храм.
– Ладно, Унаи. А что говорит тебе твой перфекционизм?
– Убийца – человек крайне щепетильный. Это не спонтанная вспышка агрессии. Готов поклясться, что он не был знаком с жертвами и выбирал их случайно. Кроме того, абсолютный контроль над ситуацией. Но больше всего меня тревожит отсутствие следов и других улик. Это означает, что у него почти профессиональный криминальный почерк, и это меня очень беспокоит.
– Что еще? – настаивала Эсти, догадываясь, что я не все сказал и всего лишь размышлял вслух в ее присутствии. Мы часто так делали: когда размышляешь вслух, голова работает быстрее и лучше.
– Глаза у жертв открыты; это указывает на то, что убийца не чувствовал ни жалости, ни раскаяния. Признак психопатии, – продолжал я.
– Признаки спонтанности?
– Не вижу ни одного. Как правило, спонтанные убийцы оставляют после себя множество следов беспорядочного