Несмотря на жаркий летний день, посетителей здесь было мало. Несколько молодых и очень занятых друг другом пар, да еще какие-то одинокие люди, с отчужденным видом поглощающие заказанный ими обед. Возле небольшого окна, отделанного кованой решеткой причудливой формы, сидел худощавый мужчина в светло-сером костюме-тройке. Белоснежная рубашка его была, несмотря на жару, плотно застегнута на все пуговицы, а под безупречно выглаженным острым воротничком чернел небольшой узел строгого галстука. Бросив беглый взгляд на вошедшего в кафе Стикса, мужчина задумчиво поправил темные очки в изящной серебристой оправе и склонился над толстой записной книжкой, которая лежала перед ним на столе рядом с тремя пустыми чашками давно выпитого кофе.
Играла тихая музыка, уставшая барменша в светлой фирменной майке с синей эмблемой заведения со скучающим видом протирала и без того чистый стакан. Сонная атмосфера воскресного дня, царившая в городе, целиком и полностью завладела и этим кафетерием, что, впрочем, делало его еще уютнее. Во всяком случае, так казалось Стиксу.
Расположившись за столиком в самой глубине небольшого зала, мужчина заказал чашку черного кофе и с видом занятого человека погрузился в чтение свежей газеты, взятой им на стеллаже возле входа. Как он и ожидал, главная тема номера была прежней. Но теперь о ней говорилось с позиции науки, о чем свидетельствовали "замудренные" формулировки и громкие имена, которыми статья была напичкана под завязку. Пробежавшись взглядом по стройным рядам колонок, Стикс невольно зевнул, явственно ощутив надвигающийся приступ давно уже привычной скуки, обильно приправленной обычной человеческой глупостью, которую он так часто встречал, погружаясь в просмотр прессы.
Откинувшись на спинку кресла, мужчина поморщился, прикрыв на мгновение холодные, светло-серые глаза. Внезапно его голову посетила свежая идея. Поддавшись ее влиянию, Стикс тихо усмехнулся. На краю покрытого синей скатертью стола лежал настоящий "шедевр" абсолютно неверной, более того, лживой информации, фотооформление и громкий заголовок которой могли напугать кого угодно. Стикса же они просто забавляли, вызывая вполне оправданное желание лично познакомиться с автором, сумевшим выстроить на ровных газетных строчках такую невероятную "околесицу". Тем более вакантное место на самую деятельную личность опять было свободно.
- Ну что ж, посмотрим, кто ты есть? - тонкие губы мужчины тронула странного вида улыбка, - в любом случае, это будет интересно.
Он достал мобильный телефон и набрал указанный в газете номер. Как ни странно, несмотря на выходной, на том конце ответили…
- Это редакция? - спокойно поинтересовался Стикс. - Я по поводу одной из утренних статей. Думаю, у меня есть кое-какая информация для вашего сотрудника.
- Простите, сейчас никого нет на месте, - сипло проговорила трубка и хотела, было, распрощаться, не вдаваясь в подробности, но собеседник резко перебил, слегка повысив голос:
- Вы не поняли! Я знаю, кто это сделал. Кто совершил все 18 убийств. Я ЕГО ЗНАЮ! Впрочем… - Тон мужчины изменился на полностью противоположный, теперь в нем звучали скучающие нотки вперемешку с плохо скрываемым безразличием. - Если вам не интересно, я передам информацию и документальные подтверждения моих слов другой газете, благо выбор нынче есть.
- Минутку! - в трубке послышалось странное шебуршание, затем непонятный грохот, будто что-то, а может, кто-то не сильно расторопный рухнул на пол; после всех этих сомнительных звуков, гораздо более заинтересованный, нежели вначале, голос спросил: - А что за документы и кто вы, собственно, такой?
- Тот, кто знает правду, - интригующе сообщил Стикс, эта пустая болтовня начинала его утомлять.
- Хм… - еще немного пошебуршав, трубка наконец сдалась и выпалила номер телефона ведущего журналиста, который занимался данной темой и соответственно являлся автором той самой "околесицы".
Этого было вполне достаточно.
Глава 3 Сержант Петров (часть 1).
Виктор ненавидел жару. Из года в год он с ужасом ожидал приближения лета, втайне надеясь на то, что нынче оно выдастся прохладным и дождливым. Иногда так и случалось, но это самое "иногда" было лишь исключением из общих правил. Зной для него являлся самой страшной пыткой, какую только могла выдумать изощренная в этих делах природа. В пропитанном выхлопными газами, пылью и гарью городе он чувствовал себя как в ловушке, из которой не видел выхода. Будь его воля, рванул бы он куда-нибудь в Карелию, где прохладно и красиво как в раю, ну или почти так же. Любое место на земле, где стрелка термометра не поднималась выше плюс 20, для сержанта Петрова могло претендовать на звание "Рая". Любое, но не раскаленная под обжигающими лучами беспощадного солнца Москва.
Отпуск летом для обычного служителя порядка был роскошью недопустимой. Гуляли те, кто занимал должности повыше, ну и еще те, кто умел хорошо ладить с начальством, а точнее - владел весьма почитаемым нынче искусством лицемерия и подхалимажа. Виктор не сумел постичь его азов, потому и слыл на службе склочным и дерзким типом. А таким, как водится, отпуска в июле не дают.
Тяжело вздохнув, сержант прислонился спиной к стене недавно отреставрированного дома и грустно посмотрел вдоль тротуара, по которому брели немногочисленные прохожие. Был вечер. Напарник отпросился часом раньше, у него сегодня намечался семейный праздник, кажется, день рождения жены. Скоро и смена Виктора закончится так же, как этот изнурительный день. Мечтая о том, чтобы долгожданный момент настал как можно быстрее, он покосился на часы. Еще сорок минут, всего сорок минут, и желанная свобода станет реальностью, целых сорок минут…
Ожидание было мучительным, и чтобы хоть как-то скоротать оставшееся время, сержант Петров начал понемногу вспоминать то, зачем он вообще с утра находится здесь, на этой улице. Конечно же, его основной обязанностью была охрана общественного порядка. Но нарушать этот самый порядок явно никто не думал, и Виктор, чувствуя, что скоро сойдет с ума от жары и скуки, принялся искать себе развлечение, пуская в ход милицейские полномочия.
Он часто делал это. Иногда ему везло и попадались нарушители регистрационного режима, с которых он с удовольствием снимал некую символическую сумму, после чего отпускал свои жертвы с чувством выполненного долга восвояси. Зарплата рядового милиционера оставляла желать лучшего, и он, как и большинство сослуживцев, не брезговал возможностью пополнить свой карман такого рода доходами. Угрызений совести сержант не испытывал никогда, искренне веря в то, что изъятый у нарушителя штраф есть не что иное, как его заслуженная, личная премия за усердие в работе, которую от государства не дождешься, зато вполне можно дождаться от самого себя. "Хочешь жить, умей вертеться", гласила пословица. Вот Витя и вертелся, трудясь на благо Родины и своего кошелька.
Когда на горизонте показалась крупная мужская фигура, облаченная в джинсы и легкую шелковую рубашку навыпуск, сержант