Особое беспокойство старшему майору доставлял очкастый военный юрист.3 ранга, неизвестно как попавший в состав комиссии. С самого начала работ он держался несколько обособленно. По прибытию в «Кресты» отказался от предложения начальника тюрьмы перекусить, чем бог послал и попросил представить ему дела заключенных.
В открытую конфронтацию с Громогласовым он не вступал. Ни одно из его распоряжений не подверг критике или высказал свое несогласие с ними, но при этом, постоянно делал записи в своем большом блокноте, что очень беспокоило старшего майора.
— Сейчас все хорошо, а потом напишет за спиной, черт знает чего и тогда, поминай, как звали. Знаю я таких тихонь — доверительно говорил Громогласов Чайке. — Ты смотри, приглядывай за ним. Чует мое сердце, беды с ним не оберемся.
Комиссия работала не шатко, ни валко. Уловив командный посыл сверху о необходимости вскрыть недостатки и восстановить законность, на несколько из представленных дел было вынесено решение о прекращении. Часть дело отправлено на доследование в новом составе следствия и взято на контроль, а оставшиеся ввернуты следователям с грозным приказом «Лучше работать надо!»
Поданное Громогласову дело Рокоссовского вызвало у него нескрываемое раздражение. Оно было толстым, а у старшего майора уже устали пальцы. Уж слишком разными были его толстые короткие пальцы и тонкие страницы очередного дела.
— Рокоссовский — прочитал Громогласов фамилию арестованного, — поляк?
— Так точно, товарищ старший майор. Взят по польскому списку согласно приказу товарища Ежова от июня 1937 года — бодро доложил следователь. То, что Ежов был только снят с должности, но ещё не арестован и не осужден, оставляло следствию пространство, для пусть малого, но маневра. Ведь исполнялось приказание наркома внутренних дел, а не разоблаченного шпиона иностранной державы.
Громогласов перевернул несколько страниц дела и все понял. Комдива брали как поляка и главный упор, по нему делался согласно показаниям арестованных военных польского происхождения. Начавший дело следователь хотел связать несколько дел в один большой заговор, но это у него не получилось.
— Раззява. Ломать нужно было быстрей, тогда бы все и срослось, и по срокам и по показаниям. А так время упущено и вместо большого «веника» разрозненные прутья — зло подумал про себя Громогласов.
— А что сослуживцы, почему от них так мало показаний на Рокоссовского?
— Хитрый и осторожный этот комдив. Все делал строго по приказу, никакой самодеятельности. Всегда выступал на собраниях в поддержку политики партии и правительства. С арестованными врагами народа имел контакты по службе, личных контактов нет. Единственный его прокол в том, что высказал сомнение по поводу ареста корпусного комиссара Шестакова, который, кстати, саморазоблачился и дал признательные показания, в том числе и на самого Рокоссовского — следователь позволил себе усмехнуться. Самую малость, ибо то, что наговорил Шестаков, хватала на арест комдива, но никак не на расстрельную статью.
Громогласов перелистнул ещё несколько страниц допросов и вздохнул. Имевшегося в деле материала не хватало, чтобы сделать из комдива «японского» шпиона или пусть по ленинградским и псковским делам о военных заговорах. Начавший дело следователь вел дело исключительно по шаблону. Сделав главную ставку на то, что сумеет сломать подследственного, он вовремя не стал собирать на него дополнительный компромат.
— Сто чертей ему в печенку. Понабрали, черт знает, кого из всякого там Крыжополя, вот и результат — зло подумал старший майор в адрес этого неумехи, чью плохую работу ему предстояло разгребать. Сам он, правда, был родом из Волочка и москвичом стал чуть более пяти лет, но это не мешало ему всей душой не любить «лимитчиков», понаехавших в столицы.
— В отношении комдива Рокоссовского просил разобраться нарком Тимошенко — подал голос, молчавший все это время военюрист.
— И что? Я таких указаний от наркома Берия не получал — негодующе спросил чекист, развернувшись в его сторону на стуле. Он хотел повернуть голову, но из-за жесткого ворота мундира вынужден был повернуть все тело. Майор ожидал, что очкарик вступит с ним в перепалку, но этого не произошло.
— Я только информировал вас, товарищ старший майор — абсолютно нейтральным голосом сказал военюрист.
— Паразит, специально сказал это при свидетелях — понял Громогласов, и словно подтверждая его опасения, в дело вступил Пикин из наркомата контроля. Сидевший на нем нарком Мехлис не особенно жаловал чекистов Ежова.
— Есть мнение направить это дело на дорасследование с заменой следователя и постановкой на контроль — предложил Пикин, и очкарик тут же кивнул головой в знак согласие.
— Это будет уже двенадцатое дело — многозначительно произнес Громогласов, пытаясь привести в чувство слишком далеко зашедших правдолюбцев. Передача дела на новое расследование, после специальной директивы наркома о запрещении применения физического воздействия к арестованным, в большей степени означало прекращения дела.
Голос чекиста и его воинственная поза возымели действие. Пикин с остальными членами комиссии несколько смутились, поняв, что может произойти перерасход отпущенного лимита, но военюрист моментально нашел лазейку.
— Хорошо. Давайте напишем протокол разногласий, где каждая из сторон выскажет свое мнение и подкрепит его фактами — ловко плеснул маслицем крючкотвор и Громогласов закачался. Писать, а уж тем более обосновывать свое мнение ему как-то не хотелось. Он вопросительно посмотрел на Чайку, но тот только скорбно молчал. Писать и обосновывать ему тоже не хотелось. Дело ведь касалось не командарма или комкора, а простого комдива.
— К чему вносить раскол в наши ряды? Если есть мнение, то давайте направим на дорасследование — нехотя согласился Громогласов, но и этого очкарику было мало.
— Если комиссия не возражает, я хотел бы задать несколько вопросов арестованному комдиву Рокоссовскому.
— Какие ещё вопросы? — сразу насторожился чекист.
— По условиям его содержания.
— Зачем это? Условия содержания арестованных у нас одни для всех, сносные. Других нет, и не будет.
— Вот пускай он это и скажет.
— Что не будут?
— Что сносные.
— Глупости все это — уверено громыхнул чекист, но крючкотвор вновь плеснул масло ему под ноги.
— Хорошо, я так и отпишу, что присланные мне вопросы оказались глупостью — произнес юрист, хитро не уточняя, куда и кому следует отписать.
Весь кипя от негодования, Громогласов вперил в юрист майора тяжелый взгляд готовый прожечь его насквозь, но в их ментальную дуэль вмешался Пикин.
— Товарищ Громогласов. Если товарищ военюрист просит, пусть приведут арестованного. Пусть он ответит на вопросы, если это надо. Много их у вас?
— Ровно десять, товарищ Пикин.
— Вот видите. Пусть ответит, и товарищ секретарь начнет писать бумаге по нашей работе.
Не будь в комиссии Пикина и товарищей из госконтроля, Громогласов послал бы крючкотвора ко всем чертям с его вопросами но, увы, не мог этого сделать.
— Хорошо. Герасименко, распорядитесь — приказал Громогласов чекисту и тот пулей выскочил из кабинета. Прошло немного времени, и арестованный