— А вот Евразийский Союз — это, простите, что? — почувствовав некую торжественность момента, вновь перешел на «вы» Николай.
Семен вытер лоб платочком и тяжело вздохнул.
— Не могли найти зеркального мира поближе, — пробормотал он будто бы про себя, но Давыдов услышал. — Евразийский Союз — государство, в которое преобразовался Советский Союз. Говоря проще, Россия, Украина, Белоруссия, Молдавия, Казахстан, Закавказские республики и часть Среднеазиатских. Другие Среднеазиатские — на правах протектората. Собственно, только Прибалтика от нас отошла. А мы сильно и не горюем. Право транзита через прибалтийские территории есть у любого гражданина и негражданина, Калининград не в обиде. Живем как добрые соседи. Да и как иначе? Задвижка-то на трубе нефтяной и газовой у нас. Было дело, пытались националисты права качать, даже русских, что там живут, ущемлять начали. Но это не больше года продолжалось. Так хвост всем националистам придавили, что некоторые даже в Союз просились. Ну да мы их обратно не приняли. Плохой пример. Нечего туда-обратно бегать.
— Понятно, — кивнул Давыдов.
— Что такое Думское Собрание, объяснять?
— Парламент?
— Не совсем. Земское Собрание, съезд депутатов — что-то вроде этого. А парламент выбирается из членов Думского Собрания и работает на постоянной основе.
— И сколько же депутатов в Собрании? — спросил Николай, хотя по большому счету его интересовали гораздо более насущные вопросы. Да и в то, что говорил психолог, он не очень верил — слишком странно для него это звучало.
— Три с половиной тысячи, если не ошибаюсь. Какая разница?
— Да так… Любопытно…
Действительно — будь их там пятьсот человек или пять тысяч — что бы изменилось? Николаю, однако, не терпелось сразу определиться со своим статусом. Одно дело — один из пятисот, другое — один из пяти тысяч. И врал Семен или нет — разницы нет. Может быть, поймав психолога на противоречии, Давыдов хотел убедиться в том, что все произошедшее с ним ему только чудится. Кто-то в бреду воображает себя Наполеоном или вице-королем Индии, а кто-то депутатом гипотетического Думского Собрания несуществующего Евразийского Союза.
— Вопрос не в том, — покачал головой Семен. — Вопрос в том, что тебя нужно выдать за настоящего Давыдова…
— Нужно ли? — с тоской спросил Николай. — И что, выходит, я — ненастоящий?
— Ты — настоящий, но права прежнего Давыдова потеряешь, если правда выйдет наружу. А это значит, что наш проект провалится. Люди, которыми ты дорожишь, окажутся на улице. Любимое дело будет уничтожено. Ты этого хочешь?
Давыдов не хотел. Он вообще плохо принимал реальность происходящего. И не видел смысла спорить с порождениями своего сознания.
— Так что, ты согласен с нами работать?
— Никогда не был нонконформистом, — кисло улыбнулся Николай. — К тому же, похоже, вы не даете мне выбора. (Конформист — соглашатель. Соответственно, нонконформист — человек, с которым весьма сложно найти общий язык по любому вопросу.)
— Напротив. Мы даем тебе выбор. Между прозябанием в прежнем мире и блестящими перспективами здесь. Между серой жизнью и возможностью влиять на события. Доказать, что ты — это не ты, невозможно. С Давыдовым у тебя полностью сходны отпечатки пальцев, рисунок сетчатки глаза, форма уха. Биотоки мозга, в конце концов. Все, что угодно! Даже показания свидетелей ничего не дадут. Ты согласен заменить собой нашего погибшего товарища? И продолжить его дело? Твое дело, если на то пошло?
— Пожалуй, — равнодушно кивнул Давыдов, беря из вазочки третье пирожное.
— Тогда будем готовиться к встрече с общественностью. Но для начала нужно познакомиться с нынешними коллегами. Думаю, большая часть из них тебе незнакома.
— Большая часть? — удивился Давыдов. — Да как я могу знать здесь хоть кого-то?
— Так же, как мы знаем тебя. Ты учился с этими людьми, жил с ними в одном дворе, вместе ходил на работу… Гонял соседских мальчишек-хулиганов, встречался с девушками, переводил старушек через улицу… Этот мир похож на твой. Но имей в виду — люди, внешние копии тех, которых ты знал, могут оказаться другими. Совсем другими.
— Я буду это учитывать, — кивнул Николай.
Собственные апартаменты в институте — кабинет того, чье место он занял в этом мире? — потрясли Николая до глубины души. Такого он не видел никогда прежде — даже на приеме в мэрии. Площадью кабинет был около ста квадратных метров. Рабочий стол казался необъятным. Рядом с ним стояла тумба с мощнейшим компьютером, чуть поодаль — длинный стол для проведения совещаний. Над окном — кондиционер, за спиной — едва заметная дверь в комнату отдыха.
Лев Алексеевич Савченко сел во главе длинного стола, пригласил Николая сесть по правую руку и принялся представлять сотрудников:
— Евгений Евгеньевич Семилетов, ведущий специалист-математик.
Светловолосый мужчина лет тридцати пяти в бежевом костюме поднялся, улыбнулся, слегка поклонился и сел.
— Галина Изюмская, технолог.
Девушка, которая была прозрачной, а после возмущалась, что Давыдов отказался раздеться донага, помахала рукой и скорчила гримаску, которая могла означать все, что угодно. Вставать она не стала.
— Илья Гетманов, мой надежный помощник.
Высокий молодой человек с темной курчавой шевелюрой и в очках с толстыми стеклами как-то чересчур застенчиво улыбнулся, и Николая словно обожгло: Илью он видел прежде! Кажется, когда еще учился в университете. Тот ходил по коридорам университета сутулясь, словно бы стесняясь своего роста и широких плеч. Лицо молодого человека тогда было в прыщах. Сейчас от них осталось только несколько шрамов… Конечно, он мог встречать Гетманова: факультет физики и механико-математический находились в одном здании.
— Лина Валерьевна Андреева, хроноархеолог.
Круглолицая женщина с короткой стрижкой улыбнулась Давыдову широко и доброжелательно. Совершенно незнакомая Николаю.
— Серж Черкашин, ведущий программист. Именно Серж — не Сергей. Он на этом настаивает, — продолжал представлять сотрудников директор.
Худой блондин коротко кивнул, так что Николай едва успел эго заметить и понять, кто же из присутствующих и есть Серж.
— Андрей Анатольевич Дорошев, программист, физик, мастер на все руки.
Лицо Дорошева тоже показалось Николаю знакомым. Он улыбался добродушно, кивнул и Давыдову, и представлявшему его Савченко. Слишком даже открыто — будто хотел обмануть окружающих своей бесшабашностью.
— Вот, собственно, и все, — закончил директор, словно бы смутившись. — С Семеном вы уже познакомились.
— Больше никого? — сам не зная зачем спросил Давыдов.
— Нет, в ИТЭФе, конечно, работает очень много людей. Только в вашей лаборатории — пятнадцать человек. Но в проект вашего возвращения мы больше никого не посвящали. Нет необходимости.
— Значит, здесь все самые близкие мои друзья?
— Да, да, конечно, — поспешно ответил Лев Алексеевич, но, видимо, не выдержал и добавил: — Кроме Вячеслава. Он на границе с Монголией. Работает с нашим оборудованием.
— Как его фамилия? — поинтересовался Николай.
Собравшиеся переглянулись. На лицах их было написано недоумение.
— Бурдинов, — сообщил Семен.
— Слава Бурдинов? — улыбнулся Николай. — Мы, стало быть, работаем вместе?
— Выходит, что так, — криво улыбнулся Серж Черкашин. — Вы его хотя бы знаете?
— Как не знать? В общежитии жили в одной комнате… Хороший парень.