- Тук-тук, ты со мной или сам по себе? – спросил я пса. Он нехотя вылез из-под повозки и подошёл. – Ну, если со мной, тогда двинули – пёс, стараясь прятать глаза от солнца, двинулся следом за мной. Мне было жаль его, и я поделился с ним частью тряпки. Сделал в теперь уже его части тряпки две прорези, в которые просунул его уши, чтобы она хоть как-то держалась на его голове. Посмотрев на то, что получилось, я даже позавидовал, что у него есть такие уши. Моя часть тряпки держалась на моей голове плохо, и пришлось перевязать голову узкой полоской ткани, под которую просунул своё импровизированное забрало. Утреннее солнце жарило до полудня, потом откуда не возьмись, набежали тучи и вскоре начался дождь. Дождь был не сильным, но моя одежда быстро намокла, сапоги от влаги не спасали и сразу набрали в себя максимум воды. Тук-тук был дождю рад, вода смыла с его шерсти всю кровь, и теперь он стал чистым, в отличие от меня. Моя одежда это не шерсть, и грязь из неё так быстро не вымывалась. В начале с меня сошла не влагостойкая грязь, добавив моему лицу грязных разводов, и уже только после этого стала сходить более устойчивая и въевшаяся.
Посмотрев на чистого пса, я остановился и снял с себя всю одежду, ходить совсем голым по пустоши конечно не собирался. Просто решил прополоскать свою далеко не новую одежду под дождём. Начал со штанов, нижнего белья на мне не было. Оставшись голым, я осмотрел тело, что теперь мне досталось. Шрамов была тьма, от маленьких и еле заметных, до больших и уродливых. Один такой узловатый длиной сантиметров в двадцать был на правом бедре. – Как только мог ходить с таким украшением старый хозяин этого тела? – пока я стирал одежду под дождём, с моего тела сошла вся грязь, и мне даже показалось, что и шрам на бедре стал меньше. Я это даже проверил, осмотрев его ещё раз, и убедился в том, что так оно и есть. Некоторых мелких шрамов я вообще на своих законных местах не обнаружил. – Тук-тук, ну-ка иди сюда! – чтобы окончательно убедиться в пропаже шрамов, я осмотрел тело пса. От его глубоких резаных ран, остались лишь слабо заметные полоски, похожие на царапины. – Это прям чудо какое-то! Тук-тук, дождь нас вылечил! – простучал я радостно зубами, но почти сразу же моё хорошее настроение изменилось, став опять плохим. – Лучше бы он нас снова живыми сделал. Что толку от того, что шрамы исчезли, мы всё равно остались нежитью – подумал я и стал одеваться.
До самого вечера мы шли, не останавливаясь под дождём который, казалось, смыл с нас не только грязь, но и частично кожу. Дождь закончил поливать землю с наступлением темноты, после чего я объявил привал. Очень хотелось высушить одежду, уменьшив её вес в несколько раз, особенно вес моих сапог, которые превратились в две гири. С дровами была проблема, вокруг росли только маленькие кусты, к тому же мокрые от дождя. Мне всё-таки удалось найти в этом море грязи пару относительно сухих мест и одну полусухую корягу. С её более сухого бока настрогал стружку, уложил её на плоский камень и достал огниво. Что можно было сказать об этом чуде инженерной мысли? Да много чего, и по большому счёту нецензурного. Камень, кусок то ли пакли, то ли мха, к счастью сухого, потому что огниво хранилось в кожаном мешочке, пропитанном жиром, и ещё одна деталь, очень похожая на напильник. Вот этим напильником мне и предстояло высекать искру из камня, да так, чтобы она попала на паклю и подожгла её. Искра высекалась хорошая, но огонь не появлялся. Я или промахивался или искра была недостаточно горячей, чтобы поджечь этот проклятый мох.
Содрав кожу с пальцев в нескольких местах, я готов был выбросить и камень, и напильник. Решил попробовать в последний раз. В левой руке зажал камень вместе с паклей и со злостью ударил корявым напильником по нему. Ещё раз содрал кожу, но на пакле появился слабенький огонёк. Закрыв его от ветра, подул сам. Огонёк набрал силу, и я быстро поднёс к нему самую сухую и тонкую щепку. Через несколько минут я уже сидел у разведённого костра и радовался тому, что смог добыть огонь таким непривычным для себя способом. Сидел в одних штанах. Сапоги и старая, но ещё довольно крепкая рубаха, сушились, развешанные у огня. Я почти не чувствовал холода после дождя, как впрочем и тепла от костра. Тело почти не чувствовало боли и не истекало кровью после пореза, даже достаточно глубокого. Я это проверил, порезав собственную руку. Края раны довольно быстро сходились, надёжно закрывая рану, если руку на некоторое время поместить в воду. В этом я тоже убедился, положив её в лужу.
Одежда высохла часа через два. Я с удовольствием надел сухую и чистую рубаху. Сапоги тоже высохли, но стали почти на размер меньше и немного жали. – Ничего страшного, растопчутся.
- Тук-тук, ты случайно не знаешь, где мы сейчас? То, что в пустоши, это и так понятно, вот только хотелось бы знать, где эта пустошь находится – пёс не ответил, а если бы даже и ответил, что было бы удивительным, то я всё равно не понял бы его. Что толку от перестука зубов, если ни он, ни я, морзянку не знаем. Я уже частично свыкся с тем, что, скорее всего мы не на земле, если судить по тем вещам, что у меня имелись. Ножи ещё можно как-то уложить к принадлежности Земли, но вот огниво уже никак. Даже в самой дальней глубинке России невозможно найти такую вещь, никто уже не высекает искру, чтобы добыть огонь. Для такой задачи существует масса других всевозможных способов.
Костёр давно погас, разводить заново посчитал делом не нужным: холода я не чувствовал, одежда сухая, а видел я и без света костра очень хорошо. Можно было и ночью отправиться дальше вглубь пустоши, но я почему-то дождался рассвета,