Предвоенная Москва жила бурной, лихорадочной жизнью. «Эти улицы с огненными вывесками кинематографов, — писал современник, — с криками продавцов увеселительных программ, с этой куда-то стремящейся, суетливо чего-то ищущей толпой веселых женщин, эти кабаре с танцующими „красными дьяволами и дьяволицами“, с танцами апашей, с маскарадами, с оголенными Ледами и „ассирийскими юношами“, голые ноги которых выкрашены в голубой цвет»,[8] вечера с новомодным танцем танго, «феерические» эстрадные представления, лотереи, конкурсы, грандиозные балы в редакциях газет и театральных журналов… В эту жизнь с головою погрузился молодой драматург и театральный журналист-издатель. Он постоянный посетитель всех премьер оперы, кордебалета, оперетты, кружков любителей, завсегдатай варьете, ночной актерской чайной, охотничьего и немецкого клубов; об открытии каждого нового кабаре пишет заметки в своем журнале. Он непременный участник литературно-артистических собраний «Лау-ди-тау» и «Зеленой лампы» — «интимного кабаре литераторов, художников и артистов». О стиле и тоне этого кафе можно судить по тексту сохранившегося в архиве Е. Иванова печатного приглашения; «В субботу 15-го сего февраля 1914-го года в 11 ч. вечера в ресторане „Петергоф“ (Моховая, против Манежа) впервые зажжется „Зеленая лампа“. „Зеленая лампа“ надеется видеть Ваше лицо, г. Е. Иванов, в ее лучах. Писатели и деятели рампы покорнейше вас просят, лорд, прийти на огонек „Зеленой лампы“ и поддержать вступительный аккорд. Мы обещаем Вам всю ласковость уюта, улыбки женские и блеск острот, и флирт; Вы не заметите, как промелькнут минуты, Вы не заметите, как опьянит вас спирт» (ЦГАЛИ).
Человек бьющей через край энергии и феноменальной общительности, Е. Иванов постоянно затевал разнообразные коллективные литературные или, скорее, литературно-собирательские мероприятия. В 1912 г. он начинает сатирический рукописный журнал «Сопли. Орган независимой мысли»; не успев приступить к изданию театрального журнала, он уже дает в нем объявление, что при редакции «организуется оригинальный юмористическо-театральный музей, состоящие из автографов, шаржей, набросков и различных предметов, имеющих какое-либо отношение к театру».[9] В это же время он затеял коллективную рукописную сатирическую «Родословную книгу славного и благочестивого рода бояр, а впоследствии дворян русских Блайожиных», состоявшую из рисованных шаржированных портретов, а также биографий, проектов, стихов в прутковском духе и прочего творчества представителей славной фамилии[10] (все листы хранятся у З. А. Милютиной).
В 1914–1917 гг. он собирал альбом автографов писателей, художников, артистов. Сохранились стихи, экспромты, изречения, шутки Н. Асеева, Н. Архипова, А. Балашовой, Н. Васильева, Д. Гутмана, Е. Гельцер, А. Грина, Р. Менделевича, Д. Ратгауза, В. Тодди, А. Рославлева и других. Тогда же он устраивает писание коллективного «романа с готовыми иллюстрациями» «Вечное», главы которого, сменяясь, почти два года писали литераторы, поэты, писатели П. Алексеев, Д. Бурлюк, Н. Вержбицкий, Е. Вашков, А. Грин, А. Каменский, Н. А. Соколов, А. Пазухин, В. Сысоев, Е. Хохлов, грузинский поэт И. Мчедлишвили, художники П. Алякринский, B. Внуков, Л. Мелик-Пашаев, артисты А. Бартенева, Н. Комаров, М. Марева, японская артистка Шико-Ятто, режиссер C. Корсиков-Андреев, балерина Софи Пти, артистка оперетты Е. Иваницкая, редактор журнала «Шут» В. Языкова, клоун Бом (Карл Штейн), артист эстрады Н. Смирнов-Сокольский и другие. Этот роман, пародирующий шаблоны бульварной литературы, любопытен не только текстом, но и своими своеобразными «иллюстрациями». В этом качестве выступали не только рисунки, фотографии или вырезки из журналов и газет. В альбом с текстом романа наклеивались трамвайные билеты, бутылочные этикетки, рецепты, сигнатуры, кредитки, монеты, магазинные чеки, рыболовные крючки, сургучные печати, пуговицы, булавки, лоскуты тканей и куски овчины, шпильки, крыло летучей мыши, куски сетей, кружев, ключи, кадры кинопленки, елочные украшена, стоптанные подошвы, лотерейные билеты, марки, карандаши, перья и шляпные перья, граммофонные пластинки, бальные перчатки и парики. Эта шуточная и, очевидно, самая пестрая коллекция из всех, собранных Е. Ивановым, этот своеобразный поп-арт из предметов, не попавших ни в какие музеи, неожиданно — именно из-за своей случайной неотобранности — дает некое добавочное представление о вещно-бытовой стороне жизни эпохи.
Бурный артистический темперамент постоянно бросал Е. Иванова все в новые виды деятельности. Он пишет киносценарий исторической хроники и сам снимается в ней в ролях графа Орлова, боярина Морозова, графа Шувалова,[11] едет в турне по провинции, сочиняет эстрадные обозрения и сам участвует в них. «Всехсвятский Серебряный бор, — гласила афиша летнего сезона 1916 г. — Грандиозный концерт-кабаре под управлением и при участии в качестве конферансье писателя Евгения Иванова. В концерте выступят любимец публики Смирнов-Сокольский с новым злободневным репертуаром, негритянские танцоры Зум-Зум и Дум-Дум (С. Смирнов и И. Посельский). Русская народная песня „Вдоль да по речке, речке по Казанке…“ Инсценировка Евгения Иванова».
Уже после революции, в 1918 г., Е. Иванов организовал при кафе Всероссийского профсоюза артистов сцены и арены ежедневные артистические представления «Балаганчик искусств», сам был их режиссером и вел конферанс. «По вечерам у нас собирается большинство артистической и литературной Москвы, — вспоминал он в 1932 г. — Мест не хватает… Выступают все — кто может и хочет. Циркачи смешиваются с поэтами, эстрада — с артистами государственных театров. Первая в Москве необычная по пестроте и неожиданности программа». И конечно же организатор собраний кладет «на стол альбом… В результате — коллекция автографов и экспромтов». Альбом сохранился; в нем — фотографии, афиши, программы, рисунки карандашом, пером, акварелью, стихи, записи, шутки П. Алякринского, Арго, Я. Вадикова, М. Гаркави, Ю. Горина, Л. Дризо, В. Лазаренко, В. Мейерхольда, Ю. Наумова, Н. Павлович, С. Садовникова, П. Садовского-младшего, Н. Смирнова-Сокольского. Е. Иванову в этом альбоме посвящены десятки стихотворений, шуток, экспромтов. Поэт Р. Менделевич писал: «Этнограф с детства кропотливый, Сбиратель острых он словец, Актерам преданный отец, Поэтам — братец суетливый. Среди случайностей, подвохов Из всех нас сделал скоморохов». «Кто не знает Иванова? — вопрошает другой экспромтер. — Иванова знает целый свет!»
Е. Иванова действительно знала «вся Москва», и он знал всех. Он приятельствовал с многими артистами театра, эстрады, цирка, кафешантана, десятками журналистов, писателей. Он был знаком или дружен с Леонидом Андреевым, A. М. Горьким, А. С. Грином, В. А. Гиляровским, В. Л. Дуровым, А. И. Куприным, В. Г. Лидиным, Максом Линдером, B. В. Маяковским, А. М. Пазухиным, М. Е. Пятницким, И. Л. Толстым, А. И. Южиным-Сумбатовым, Г. Б. Якуловым. Некоторое представление о широте его знакомств, в частности с окружением Маяковского, дает сохранившийся текст воспоминаний о поэте, с которыми он выступал в ноябре 1934 г. на вечере «смычки с рабочими метро». Вот их оглавление: «Мое знакомство с Владимиром Маяковским. Давид Бурлюк. Появление левых течений в искусстве. Среда, окружавшая Маяковского. В. В. Каменский. М. Ф. Ларионов, инцидент М. Ф. Ларионова с артистом Малого театра Н. О. Васильевым. Портрет Васильева, написанный Маяковским <…> Роль Давида Бурлюка в направлении Владимира Маяковского на путь поэзии. Моя поездка с В. Маяковским и Д. Бурлюком в Петроград. Маяковский на эстраде „Бродячей собаки“. Закрытие „Бродячей собаки“. „Политические соображения“ относительно смокинга. „Лау-ди-Тау“. Н. Вержбицкий, Е. Хохлов и В. Тодди. „Дядя Пуд“. „Тухлое яйцо — натощак“. „Зеленая лампа“, „Бой быков в Испании“. Оригинальная встреча В. Маяковского с корнетом Савиным. Случай в Комаровке. Маяковский и Григорий Шуляк. Курьезный инцидент с романистом