Моторин сидел в мягком кожаном кресле на колёсиках и не знал, как себя вести. Он внимательно оглядел кабинет, пытаясь понять, кто же такой, его владелец. Обычно по интерьеру сразу становится видна сущность хозяина, но не в этом случае. В помещении не за что было уцепиться взгляду. Ни тебе роскошной мебели времён Людовика какого-нибудь, ни фарфоровых ваз династии Дзынь, ни даже гамбсовских стульев. Что удивительно, книжных шкафов, и тех не было.

Пустое помещение со стенами, оклеенными светлыми обоями в шотландскую клетку. Длинный стол с десятком одинаковых кресел, в его торце второй, вершиной буквы «Т». За ним почти такое же сидячее место, но в отличие от остальных не чёрное, а бежевое.

За спинкой кресла на стене физическая карта мира и политическая карта России, над ними неизменный портрет президента. Перед местом владельца кабинета – огромный монитор, пара новеньких, но пыльных, стационарных телефонов, а на пустой противоположной стене огромный белый экран. На редкость безликое помещение.

Беззвучно отворилась сливающаяся со стеной оклеенная обоями боковая дверь и перед Моториным возник сам хозяин. Он привычно опустился в бежевое кресло и с улыбкой уставился на гостя.

– Надеюсь, вы на меня не в обиде, Павел Степанович, за это небольшое криминальное представление, – профессионально дружелюбным голосом начал он. – Но мне необходимо было убедиться, что вы полностью подходите для моего проекта.

Сиротин Серафим Викторович, пятьдесят два года, кандидат физико-математических наук, всплыли в голове Моторина данные. Так он полгода назад и представился. Вот только никогда раньше Павел не видел, чтобы простой кандидат наук имел свой кабинет, да ещё и не в институте, а в модном офисном центре. Возможно, стоило спросить, что за проект имеет в виду господин Сиротин, но глянув на ехидную ухмылку оппонента, старик передумал. Не нужно торопиться, сам всё скажет.

– Как вы себя чувствуете, Павел Степанович? Всё-таки уложить двоих бандитов в вашем возрасте непросто даже для бывшего боевого пловца.

Паша неопределённо повертел перед собой открытой ладонью, но ничего не сказал.

– Я так и думал. Даже если вы всю жизнь старались держать себя в форме, годы всё равно возьмут своё. Одышка, сердце, сосуды. Ещё и суставы, верно?

Моторин молча кивнул. Ему было непонятно, к чему клонит этот пройдоха от науки. И зачем он говорит очевидные, но заведомо неприятные собеседнику вещи. Это раздражает.

– Я бы посмотрел на вас лет через двадцать, – не выдержал старик.

– Увы, не выйдет, – невозмутимо продолжил Сиротин. – Вам сколько осталось, как вы думаете? Год, два? При самом внимательном уходе за собой не больше пяти.

– Зачем вы мне всё это говорите? Вы привезли меня сюда, чтобы издеваться над старостью? – взвился Моторин. Он уже готов был кинуться на владельца кабинета.

– Ни в коем случае, – замахал руками кандидат наук. – Наоборот, я хотел предложить вам участие в проекте, который как раз и позволит увидеть, как я буду выглядеть через двадцать лет.

Он всё с той же усмешкой глядел в непонимающее лицо старика. Моторин заметно злился. Ещё бы. Привезли непонятно куда, перед этим устроили спектакль с налётом. Да и безмятежная работа в сорокафутовом контейнере, похоже, накрылась медной каляброй. А теперь участие в сомнительной афере, о которой к тому же не сказано ни слова.

– Я могу идти? – сухо спросил старик.

На мгновение хозяин кабинета потерял свою ехидную улыбочку, но тут же взял себя в руки.

– А куда вы собрались, Павел Степанович? В контейнере вам больше делать нечего, а другого жилья у вас нет. Собираетесь тянуть свой век на лавочке в парке? Я же не просто так вам всё это предлагаю. Я хочу, чтобы вы имели все полагающиеся гражданину права. Пенсию, жильё, должность в моей лаборатории.

Сиротин обвёл рукой кабинет. На взгляд Моторина это не очень походило на лабораторию. Да и какую должность он мог предложить? Охранника? Старик встал со стула и сделал шаг к двери. Колени тут же возразили – суставы откликнулись на недавнюю нагрузку острой болью. В глазах потемнело, снова рывком скрутило внутрь грудную клетку. Павел нехотя опустился обратно в кресло. Стоило посидеть ещё немного, хотя бы до тех пор, пока не отпустит сердце.

– Выпейте, – в руке Сиротина непонятно, откуда появился стакан с водой и таблетка.

Старик неосознанно взял лекарство, привычным жестом закинул в рот, и тут же запил глотком воды. По пищеводу прокатилась холодная волна, частично смывая острую боль в груди. Павел большими глотками допил всю воду. Стало чуть полегче.

– Я не желаю вам зла. Павел Степанович. Наоборот, я хочу, чтобы вы помогли мне, я помог вам, а вместе мы, возможно, помогли России.

– Из меня сейчас помощник, да…

– Что нужно для изготовления бездымного пороха? – прервал старика Сиротин.

– Кислоты и хлопок, – машинально ответил тот.

– А вы можете сделать радиоуправляемую торпеду?

– При наличии деталей и инструмента, могу.

– А таблицу стрельбы сто пятидесяти двухмиллиметрового орудия помните?

Старик кивнул, удивлённо хлопая глазами на Сиротина. Зачем он всё это спрашивает?

– Вот вы удивляетесь, Павел Степанович, а зря. Я ведь говорил вам про лабораторию, но так и не сказал, чем она занимается. Да вы словам и не поверили бы, так что я лучше покажу.

Он поёрзал мышкой по столешнице, что-то нажал на клавиатуре, и на окна опустились плотные тёмно-бордовые шторы. Свет в кабинете плавно, как в кинозале, притух, а прямо над головой Сиротина загорелся яркий глазок проектора.

Фильм шёл недолго, но оставил неоднозначное впечатление. Началось всё с того, что однажды в лаборатории Сиротина возникла папка. Появилась прямо на столе у Серафима Викторовича. Сначала он ничего не понял, но стоило углубиться в расчёты, которые оказались в бумагах, как это перевернуло всю его жизнь. Как оказалось, папку прислал он сам. Через год положил все расчёты на платформу лично сконструированной машины и отправил себе же, но на год назад.

Больше месяца ушло только на проверку теоретической части, затем на создание лабораторной модели темпорального эжектора. А потом полтора месяца прибор никак не хотел отправлять ту же самую папку в то же самое время. Это повлекло за собой новые вопросы и новые исследования. Как оказалось, перебросить материальное тело можно лишь в ключевых временных точках и только в определённые даты.

– Время по своей природе не линейно. Оно движется волнообразно, причём длина волн всё время уменьшается. Представьте себе синусоиду, – вдохновенно пояснял Сиротин. Было заметно, что этот предмет он готов обсуждать часами. – Так вот абсцисса – это наше линейное время, которое измеряется часами. А сама волна – время реальное, так