Времени с момента пропажи прошло немало, но следов оставалось много. «Розыскники» натоптали за целую дивизию, а нагадили за всю армию… По счастливой случайности, вчера, в темноте, не вляпался в отходы жизнедеятельности человеческих организмов.
Мне весь этот бардак не понравился. Но выбор маленький – либо смириться и жить, стараясь не наступать на «мины», или, попытаться прибраться. Что там говаривал Маленький принц? Проснулся – приведи планету в порядок!
Среди снаряжения имелась саперная лопатка. Памятуя свое крестьянское прошлое, соорудил черенок подлиннее. Удалось собрать, а потом и закопать все фекалии, а также пустые консервные банки и бычки, разбросанные по поляне. Не знаю зачем, но какашки решил закопать отдельно от банок и бычков.
Уборка так увлекла, что опомнился, когда начало темнеть.
Я как раз разводил супчик, когда к костерку подошла белка. Точнее – и не подошла, и не к костерку. Рыжая подружка меня изрядно напугала, спрыгнув на плечо откуда-то сверху. Одобрительно похлопала меня хвостом, словно поблагодарила за уборку. Я, скосив глаза в ее сторону, браво ответил: «Рад мол, стараться!» Кажется, в ответном цоканье послышалось «Вольно»…
В два последующих дня я вел тихую и скромную жизнь. Умудрился избавить поляну от следов присутствия толпы. Разложил все припасы в строгом порядке. Спальник заправлял. Жаль, похвалить некому.
Дня через три ко мне в гости пришел человек на лыжах. Судя по напряженному виду, красной роже и псевдокожаной куртке – это был местный участковый. Так оно и оказалось. Едва освободившись от лыж, стал свирепо пучить глаза и орать:
– Ты кто такой? Какого, х… тут делаешь? Доку́мент есть?
Можно было бы покочевряжиться, поинтересоваться – а кто ты сам такой, но я не стал. Моя задача – прикинуться чудаком, которому положено чувствовать нюхом представителей власти и, на всякий случай, их бояться.
Документов, благодаря стараниям Виктора Витальевича, у меня было много. Просмотрев, прочитав и, кажется, обнюхав «верительные» грамоты, среди которых было письмо от областной администрации с просьбой оказывать содействие участнику эксперимента, участковый подобрел:
– Ну, что же, ученый… Профессор кислых щей… Ха… Пить будешь?
Не спрашивая согласия, мент вытащил из «командирской» сумки бутылку водки. Я дернулся соорудить закуску, но участковый гордо повел рукой:
– У меня, как в Греции, все есть! А тебе тут еще долго куковать.
В волшебной сумке оказались бутерброды с салом и пара луковиц. Мне только и оставалось, как достать кружки. Мент, четко разлив (можно не проверять), скомандовал:
– Ну, за знакомство!
Выпив и аппетитно захрустев луковицей, соизволил представиться:
– Капитан Зотов, участковый. Можно – Славик. Так что, будем знакомы…
Выпив вторую, Славик потянулся за бутербродом, откусил половину и с набитым ртом сказал:
– Извини, Васильич, служба. Должен был проверить – что тут за человек у меня завелся. Бумажки я твои посмотрел. Про конкурс – читал. Ну, сам понимаю, что конкурс этот и бумажки твои – полнейшая хрень. Да и проверил, кое-что, по своим каналам. Ты уж нас совсем-то здесь за дураков, не считай. После того, что тут летом было – полный аут. И ты такой же кандидат наук, как я балерина.
– Славик, – возмутился я. – Зайди в библиотеку. Там книжка моя, с моей фотографией.
– Хм, – скептически ухмыльнулся Славик. – Может быть, может быть. В детстве я книжки любил читать про Ленина. Как щас помню автора – Зоя Воскресенская. А как-то по телику смотрю передачу. Писательница эта – подполковник ГРУ. Так что, может быть и ты, какой-нибудь майор госбезопасности.
– Вообще-то, когда-то я тоже в ментовке работал.
– А чего ушел? – подозрительно прищурился Славик. Не иначе, заподозрил во мне «оборотня в погонах».
– Сдуру, – честно признался я. – А когда возвращаться надумал, так вроде бы и поздно уже. Мои сверстники уже – кто подполковник, кто на пенсии.
Заслышав о званиях, Славик загрустил.
– Два года в капитанах перехаживаю. А месяц назад «строгача» получил. Опять майора год ждать… Да еще без премий и надбавок. Думаешь, за что выговор? Вот за эту долбанную поляну, которую я не обеспечил должным контролем.
Славик грустно и длинно выматерился. Мне стало жаль парня, который был ни в чем не виноват. Просто, как всегда, нужно найти стрелочника. Помнится, пришлось выезжать на «огнестрел». Дело оказалось не криминальным, а попыткой суицида. Наш же, милицейский майор, напился в «зюзю», поехал в деревню и принялся стрелять по курам. Добро бы по чужим, а то по тёщиным… Утром выслушав от тещи все, что о нем думают, устыдился и стрельнул себе в висок… Правда, промазал. Отделался пулей, засевшей в мозгах, и слегка оглох. Он теперь инвалид на всю голову, а при чём тут начальник, который «не смог наладить воспитательную работу с личным составом» и поэтому получивший «неполное служебное соответствии»? Тем более, что ни одна кура не пострадала?
– Вот, схлопотал я «выговорешник», ни за что, ни про что, – продолжал жаловаться Славик. – И опёр за компанию со мной – почему, мол, нет агентуры? Он что, белку завербует?
Услышав про белку, я поднял глаза и увидел рыжую подружку. Барышня, выглядывая из-за еловой лапы, недовольно морщила носик. Ну, прям как моя жена, если ко мне приходили гости… Вон, помотала головой и исчезла из вида.
Я тоже помотал головой. Вроде, не так уж много мы и выпили…
– А про меня как узнал, – поинтересовался я у Славика, хотя заранее знал ответ. Хотя я и пытался не светиться, когда добирался сюда, но все равно – кто-нибудь да видел.
– Бабки у магазина болтали – мол, на про́клятой поляне человек живет. По уму, то зимой в лес бомжи не полезут. Значит, что-то такое, «жареное». А ты оказывается экспериментатор…
– А почему поляна «про́клятая»? – заинтересовался я.
Славик не спешил с ответом. Подумал, разлил остатки водки. После того, как выпил и разделался с остатками луковицы, закурил:
– Я, сам-то, не местный, – пояснил он. – После школы милиции нужно было куда-то определяться. А тут, как раз и работу и жилье предложили. Уже лет десять здесь торчу. Зарплату повысили, чем не жизнь? Взяток не беру, да и не даст никто. Когда участок принимал, прежний участковый говорил: «Смотри мол, есть тут одно местечко. Во время войны взвод «энкавэдэшников» пропал. Они сюда беглых зэков ловить пошли. И потом, в пятидесятые и шестидесятые годы бывали случаи». Послушать-то я его послушал, но мне-то что? Пропадали когда-то, при царе Горохе, ну и хрен с ним. Мне бы с пьяницами местными разобраться, да с кражами. Так, что, Василич, больше я ничего не знаю. Об этом я уже и рапорт писал и твоим коллегам рассказывал.
Похоже, парень не поверил моим словам и бумагам.
Славик грустно посмотрел на пустую посудину. Размахнулся и выбросил ее подальше. Вот, паразит, а мне теперь эту стеклотару идти искать… Ладно, не развалюсь.
– Еще будем? – сделал я недвусмысленный жест в сторону моего барахлишка. – У меня есть…
– Нельзя, – с сожалением развел руками капитан. – Вечером на «сутки» заступаю. Еще приму, то точно – засекут! А если дежурный засечет, то «вложит». Он у нас такой… Принципиальный. И тогда уже не «строгач», а «неполное служебное» влепят. Как-нибудь потом. Недельки через две загляну. Раньше-то все равно не соберусь. Посмотрю – как там твоя школа выживания! Только сам пропасть или помереть не вздумай! Иначе меня точно уволят.
Славик встал на лыжи, а я остался. Стало немножко грустно. Чтобы не поддаваться депресняку, стал обустраивать бивак – рубил деревья, таскал дрова.
Ночью ударил морозец. Как я хвалил себя за то, что нарубил не только сухостоя, сгоравшего в один миг, а более основательных дров. А когда неподалеку послышался вой (волчий или собачий?) порадовался, что додумался срубить несколько деревьев и смастерить заборчик. Заборчик – не преграда для волков. Но если его обложить сухим хворостом и поджечь, то до утра хватит. Вой, возможно, собачий (и не возможно – а точно!). Но ночью, в лесу, одному, требуется время, чтобы перестать бояться…
Знающие люди, что проводили инструктаж, говорили, что ночью нужно спать: волк – скотина умная и в палатку не полезет (если, разумеется, не оставлять вход открытым). И брезент прокусить не сможет. Ну, по крайней мере, прокусит не сразу. Когда же начнет грызть – то следует его (то есть волка) бить по зубам саперной лопаткой! Ну, утешили, отцы-командиры… А главное, когда я был в городе и слушал их наставления, то принимал все за чистую монету! Прям, как моя знакомая почтальонша, уверовавшая, что от бродячих собак лучше всего помогает соль. Если ее