– А-а-а-апчхи-и!
Я незаметно пихнул напарника локтем. "Тут же нет эльфов, ты чего расчихался?"
Тишина. Не поднимая головы, Митризен шелестел бумагами, перекладывал их, сортировал, что-то подчеркивал острым ногтем. Так прошло несколько минут. В конце концов, мне захотелось свернуть эти бумаги трубкой и запихнуть ему в задницу.
– Предупреди вы нас заранее, я бы надел чистую рубашку и побрился.
Не слишком остро, не шибко оригинально, но не говорить же: "Да оторвись ты от бумажек, козел!"?
Движение бумаг по столу замедлилось. Руки Денежки дрогнули, голова поднялась…
– А-а-а-апчхи-и-и! Фатик, это же…
Я испустил протяжный вздох:
– Эльф!!!
Это был, наверное, самый уродливый эльф из всех, существующих в природе. Острый загнутый вверх подбородок и крючковатый нос впечатляли не меньше, чем красная плешь ожога на половину лица. Под трагически изломленными бровями сверкал хрустальной бирюзой единственный зрячий глаз, неестественно большой и слегка выпученный, с острым, как иголка, зрачком. Второй – плоский как блин – затянула мутная пленка: то ли бельмо, то ли последствие ожога. Да, эльфы живут вечно, но не застрахованы от увечий. А бывают увечья, исцелить которые и магия не поможет. Кстати, волосы у него были на самом деле седые.
Я глазел на него, пока он изучал нас в своей замедленной манере (Олник успех дважды чихнуть и один раз высморкаться в огромный клетчатый платок). Наконец Митризен уперся в меня взглядом. Его око напоминало глазок, пробуравленный в другой, чуждый всему живому мир. Дуэль взглядами продолжалась считанные секунды. Мне стало не по себе, мурашки пробежали по телу, и я отвел глаза первым. Этого он и ждал, кивнув удовлетворенно. На бескровных губах появилась легкая улыбка. Уверен, он ломал так каждого, с кем ему доводилось встречаться. Дело тут было не в магии или гипнозе, а… Внутренняя сила и уверенность в себе, понимаете? Он ломал любого, вытаскивая наружу его сомнения и страхи собственной непогрешимостью, и это было неизбежно, как наступление зимы (или лета, если вы не любите холод).
– У гнома аллергия на эльфов, если я не ошибаюсь. – А голос оказался неожиданно мягок. – Не страшно, пусть чихает.
Не страшно?
Я судорожно сглотнул.
– Никак не соберусь с мыслями, – и это он сказал в форме доверительной беседы, с мимолетной улыбкой, обнажившей ровные зубы. – Подумайте вот о чем, – он вдруг сложил ладони домиком, так что острые ногти соприкоснулись со стуком кастаньет. – Наш город в ужасном состоянии. Дороги разбиты, канализация требует капитального ремонта, дома разрушаются. Мэры округов воруют, судьи берут непомерные взятки; одним словом, коррупция процветает. То и дело происходят расовые волнения… Кроубские пираты блокировали морские пути с подачи Фаленора. Вортиген… Знаете такого? – Он спросил это так, словно Вортиген был не диктатором Фаленорской Империи, а мелким воришкой-задристанцем из Ночной Гильдии.
– Лично не знаком, – сказал я.
– Но в Фаленоре бывали?
Допрос? Хм.
– Бывал. Бывал даже в Адварисе.
– Красивая столица…
– Мрачное место.
– Да? – Эльф сделал неопределенный жест ладонью. – Мне показалось иначе… Впрочем, все течет, все меняется… Что, говорят, небо над столицей теперь закрыто облаком пепла?
– Так точно, сэр. Это колдовское облако… Подавитель любой магии, кроме магии смертоносцев Вортигена и скованных чародеев. На улице нужно носить специальную маску, сэр. Пепел все время сыплет с неба. Силы же чародеев питает постоянная гекатомба…
Олник громко чихнул. Митризен вздрогнул и щелкнул пальцами.
– Так бишь о чем я? А, блокада! Оставим, оставим Фаленор его владельцу… Блокада… Северные королевства, лишенные отныне морских торговых путей, и Фрайтор скоро объявят войну хараштийскому Мегасиндикату. Горные эльфы шалят… гм, гм… – Он сделал паузу, во время которой его глаз блуждал где-то в районе моего лба. – Рассуждая метафорически, наш город сейчас напоминает место, куда сливают отходы. Там темно и плохо пахнет. И в это время люди, серьезные бизнесмены, сворачивают свои операции, не имея возможности получить деньги с векселей, потому что другие люди не оплачивают долги! Тогда зачем они занимали? Они же видели, что город последние пять лет неизбежно клонится к упадку? Не понимаю…
Это была преамбула. Амбула прозвучала без промедления – все тем же голосом, гладким, как шелк (забыл добавить – грянуло очередное "А-а-а-апчхи-ии!"):
– Видите ли, господа… Некоторая часть ваших векселей… гм, окольными путями осела у меня.
Будь я на тридцать лет старше, я бы ухватился за сердце, точно вам говорю! Часть векселей? О боги, о небо, о преисподняя! Эти векселя, похоже, плодятся как крысы в канализации!
– Дело вот в чем, – его голос зажурчал, составляя жуткий контраст с бирюзовым оком, которое сверлило почему-то только меня. – Это та часть векселей, что не была выкуплена единым лицом, ныне владеющим всем вашим имуществом, включая квартиру.
Единым лицом? Да тут впору заподозрить всемирный эльфийский заговор!
Канарейка перехватила лапками жердочку, и чирикнула на мотив популярной песенки "Шагаю я по улице, имел я всех в виду!".
– Ими успел завладеть некий человек, предоставивший эти векселя мне.
Олник издал страшный утробный звук, чтобы замаскировать одновременно чих и ругательство.
Человек? Проклятые загадки проклятого заимодавца!
Я сделал выдох, потом глубокий вдох, пытаясь справиться с потрясением:
– Но мы банкроты! У нас отобрали все нажитое! Отобрали имущество! Квартиру отобрали!
Митризен легонько кивнул, на его ужасном лице заискрилась улыбка:
– О, юриспруденция Харашты! Квартира была записана на подставное имя, но у вас и ее отобрали. Лицо, которое действует против вас, многое знает и умеет. Ваши знакомые из Ночной Гильдии знают не так много, иначе они рассказали бы вам, что после первого заседания суда прошло второе, закрытое, на котором в пользу кредитора было отчуждено все ваше имущество, даже то, которым якобы владеет дедушка этого гнома. Я же сказал: судьи Харашты берут непомерные взятки. Так что теперь в публичный реестр прав на недвижимость, гм, занесено другое имя. Впрочем, моих векселей все это не касается. Я, как вы понимаете, работаю с долгами вне юридического поля.
Угу, это я понимал. "Вне юридического поля" было легким эвфемизмом таких выражений, как "Гони монеты, тварь!", "Хочешь, чтобы тебе голову расшибли и руки сломали?" и "Не отдашь – прирежу".
– Мы понимаем, сэр.
Иногда я могу быть подчеркнуто вежливым, особенно когда внутри у меня разгорается пожар, а по сторонам стоят болваны, способные открутить мне голову двумя пальцами.
Митризен улыбнулся.
– Что ж. Значит, мне не понадобиться