Я выругался: ни топора, ни напарника, ни кресла, ни фикусов. Здравствуй, прекрасный новый день!
Бум!
– Отпирайте немедленно!
Звонкий женский голосок. Чуть истеричный, но уху приятный, есть такие голоса – не теряют звучности и красоты, даже когда их хозяева не в духе.
– Отпирайте, не то я вам устрою!
Запирал ли я вчера дверь? Кажется, нет.
Бессмысленно было ее запирать, ведь формально мебель в конторе уже не принадлежала нам.
– Гм-м… Это самое… Дорогая, дерните ручку на себя!
Дверь резко распахнулась. Словно вихрь, в комнату влетела высокая девица. Стройная, худощавая даже чрезмерно. Олник, не склонный к сантиментам, сказал бы, что она тощая как палка. Утиный нос, слишком большой рот с тонкими губами – она явно не была красавицей. Нет, все-таки была. Красота таилась в глазах, серых, как грозовое небо, и бездонных, как пропасть. Пышные прямые волосы до плеч были цвета золота, в них играл солнечный луч… Боги: плеч, луч! Да я, никак, с похмелья заговорил языком поэтов-романтиков? Тьфу! Трижды тьфу! Я холодно напомнил себе, что такие волосы весьма ценятся в Галидорских горах: тамошние гоблины делают из них парики, которыми украшают верхушки каменных идолов. Волосы обычно добываются вместе с головой, и плевали гоблины на серые бездонные очи. Волосы – идолу, мясо – в котел, такие дела.
Девчонка явно собиралась скандалить, но мой вид, кажется, ее перепугал: плечистый босоногий детина с красными глазами и очень недружелюбным выражением помятого лица. Я спешно запахнул рубашку: нечего смущать ребенка ошибкой молодости – срамной татуировкой на груди. Увы, трехдневную щетину я смог бы спрятать, разве что повязав под носом платок.
Она открыла и закрыла рот, потом собралась с духом и выпалила:
– Что за манера запираться! Вы знаете, что…
– Ни черта я не запирал. Дверь была открыта.
Она возмущенно засопела, пытаясь поджарить меня взглядом. Впрочем, крыть было нечем, ведь не додумалась же дернуть ручку на себя!
– Это вы – Фатик Джарси?
Я задумался.
– Минутку, минутку… Я, несомненно… Фатик, да. Меня зовут Фатик! Фатик Мегарон Джарси. А дедушку моего зовут Трамп Пустая Башка. Он меня сам воспитал! Я, представьте, совершенно не помню родите…
Я неосторожно качнулся в ее сторону, и она мгновенно сморщила носик:
– Вы – выпивоха! Ко рту свечку поднеси – вспыхнет!
– Нет, я несчастный работяга! Видите, даже спать остаюсь на работе. А Олник Гагабурк мой деловой партнер. У нас с ним контора на паях… – Я сглотнул горький ком. – Была.
Она вскинула голову:
– Знаю, пропили!
Я хотел возразить, указать на нашу тяжелую долю, на общий экономический упадок Харашты, на поборы со всех сторон, но смог вымолвить лишь жалкое:
– Простите за бардак.
– У вас… У вас здесь… – Она задумалась, подбирая нужное слово: – Свинарник!
– Честное слово, не хотели…
Я попытался сказать, что мы, в общем, нормальные ребята, и в обычные дни не пьем, не пляшем на столах и не швыряем ботинками в кошек. Что вчера мы отмечали безвременную кончину нашей фирмы, а такое событие – оно не каждый день случается. Я даже сделал драматический жест и сказал первую фразу (нечто неразборчиво-похмельное, "хрфы… мныыыы… нааа"), но перед моими глазами вдруг возник прямоугольный бумажный лист, отягощенный малиновой сургучной печатью.
– Вам известно, что это?
Она прихватила лист двумя пальцами, как нашкодившего щенка. Я всмотрелся, с усердием вытянув шею.
– Очевидно, постановление суда…
– Которое касается вас! И не смейте, не смейте его трогать! – Свернутый в трубку, лист убрался в плоскую сумочку на ее боку.
Я попытался изобразить смущенную улыбку:
– Ну, вы знаете эти суды. Нас не ознакомили вовремя…
– Вас не было ни на одном заседании!
– "Вольный город Харашта против конторы "Силь, Мар и… ик!.. Илион"? – Я виновато кивнул. Ну какой же он вольный… Тут у нас олигархическая талассократия… – Ик!.. Простите!
Ее ноздри затрепетали. Э-э, ну да… Мне следовало прибавить: "…за перегар". Простите за перегар, прекрасная незнакомка. В нашу следующую встречу я буду свеж и весел.
– Мы… э… как раз вовсю вкалывали в это время, пытались найти средства для погашения долгов. Мой партнер, например, хотел занять у собственного папы, а он живет далеко, у гор Зеренги. Мы послали гонца, но, как говорят, по дороге его зарызли волки. Ужасная трагедия.
– Избавьте меня от подобных рассказов! Вы должны были убраться еще вчера! Убраться насовсем, и не устраивать тут…
Она гневно сверлила меня взглядом. Я сконфуженно переступил с ноги на ногу. Нет, положительно, в ней было нечто такое, этакое… Злиться на нее я не мог, и мне – поверьте – действительно стало стыдно за себя и окружающий нас беспорядок.
– Учтите: оргии у нас не было! Тризна по фирме, не более… А какое сегодня число?
– Двенадцатое мая!
– О! Вы, очевидно, правы. Нас не должно здесь б-быть…
– Но вы-то здесь!
– Ну да, мы здесь. Я вернее…
Черт, куда запропастился этот Олник? И где, во имя всех злобных богов преисподней, мой фамильный топор?
Я икнул, устыдился и прикрыл рот ладонью. Рубашка, конечно, тут же распахнулась. Девушка увидала татуировку и нервно отступила назад. На ее щеках разгорелся румянец, а носик порозовел – восхитительно порозовел, должен сказать. По выражению ее лица я понял, что мои акции – и без того хлипкие, рухнули в самую глубокую пропасть. Пожалуй, легче отпечатать новые, чем выуживать старые оттуда.
– Нет-нет, это не то, что вы… – Я запахнулся. – Никаких осложнений на голову! Сумасбродства молодости. Я же потомственный варвар, не забывайте! Лет двести тому мои предки обитали в пещерах, совершали набеги на цивилизованные страны, похищали и насиловали жен…
Глаза у нее стали большие. Шок и трепет! Что же я несу? Я ведь должен расположить ее к себе, чтобы нам дали спокойно уйти, не вчиняя новых исков, а вместо этого…
– Убедительно прошу меня извинить, ик!.. леди, простите, не знаю вашего имени! – Я сделал паузу, но она не посчитала нужным представиться. Я с трудом изобразил полупоклон, мимоходом оглядев ее полосатые штанишки в обтяжку, сапожки из мягкой кожи, длиннополую полотняную куртку с накладными карманами. Неброская одежда для Харашты. И вкус, несомненно, есть, но очень уж скромный. И – я только сейчас заметил – она не пользовалась косметикой, совсем. И золота не носила, и прочих украшений. Духи, однако, были – невесомое облачко.
– Мне привратник сказал…
Элидор, старый хрыч!
– …что никуда вы не убрались!
– О