ДРАУЛЕ (отстраняясь). Брось ты это, Николаев. Ни к чему.
НИКОЛАЕВ (в ярости). Ни к чему?! Вобла балтийская! Слова человеческого не скажешь. Смотришь на меня рыбьими глазами, рыбья в тебе и кровь! «Брось!», «Ни к чему!». Я, если, к примеру, товарища Кодацкого и убью, первый же его и оплачу. Нет во мне равнодушия… Раздевайся!
ДРАУЛЕ. Это еще зачем?
НИКОЛАЕВ. Сама знаешь. Раздевайся!
ДРАУЛЕ. Нет, Николаев. Я, кажется, гриппом заболеваю. Для чего мне тебя, Николаев, заражать?
НИКОЛАЕВ. А мне не страшно.
ДРАУЛЕ. Мне страшно.
НИКОЛАЕВ (медленно). Я знаю, почему ты не хочешь. Очень хорошо знаю.
ДРАУЛЕ. Почему же ты тогда лезешь?
НИКОЛАЕВ. Потому что ты моя, и я могу делать с тобой все, что хочу! (Бьет Драуле по лицу, сам пугается, бросается к ней, но она его отталкивает.)
ДРАУЛЕ (тихо, с ненавистью). Ничтожество. Рост – метр пятьдесят.
НИКОЛАЕВ (испуганно). Метр пятьдесят, это правда, Мильда.
ДРАУЛЕ. Узкоплечий. Впалая рахитическая грудь…
НИКОЛАЕВ. В детстве я болел рахитом. До одиннадцати лет не ходил, только ползал по комнате. Отец умер, остались мы у матери втроем – я, Анна и Екатерина. Потом она родила Петра – уже от другого пролетария…
ДРАУЛЕ….и это существо смеет ко мне прикасаться. Ты посмотри на меня. Посмотри на мою грудь, на мои бедра. Ты думаешь, это – для тебя?
НИКОЛАЕВ. Мильда!
ДРАУЛЕ. Так ползи к этой самой матери с Анной и Екатериной, чтобы я тебя, гнида, не видела!
НИКОЛАЕВ. Я знаю, кто твой любовник!
ДРАУЛЕ. Короткие кривые ноги!
НИКОЛАЕВ. Твой любовник – Киров!
ДРАУЛЕ. Длинные руки. Болтаются, как плети, до колен достают!
НИКОЛАЕВ. Я этими руками вас обоих достану! Сначала его, потом тебя. Думаешь, я не знаю, почему нас сюда из Лужского района перевели? Откуда все эти спецпайки появились? Не с Медведя я начну, ох, не с Медведя! Отольются волку овечьи слезы, вспомнит он еще охоту в Лужском районе. Лаком ты, товарищ Киров, до чужого меда. А я зачем-то товарища Медведя застрелить