Так, вот тебе и неприметные взгляды! Мальчишка заметил мой интерес к своей книге, а ведь я была уверена, что он даже не глядит в мою сторону...
Нет, не пришлось, – признаюсь честно.
Ну да, понимаю, – хмыкает он понимающе. – Вы ведь не мальчишка...
Нет, не мальчишка, – соглашаюсь я с ним. Кто бы стал утверждать обратное... – Зато я читала много других книг.
Любите читать? – мне кажется или в его голосе звучит неприкрытая нотка надежды.
Очень. Ты тоже?
От утвердительно кивает головой, и мы ненадолго замолкаем. Но лед сломан, и я через пару минут интересуюсь:
Томми твой брат?
Да, присматриваю за ним, пока мама приводит дом в порядок. – И поясняет: – Мы недавно переехали...
Значит, будем соседями, – улыбаюсь ему. – Элиас скоро пойдет в садик, но этим летом мы часто будем здесь появляться. Хорошо, если мальчики подружатся.
Да, было бы здорово, тем более, что мы пока никого здесь не знаем, – голос у парнишки низкий, ломающийся, как у птенца, готового вот-вот вылететь из гнезда.
Меня зовут Джессика, – протягиваю ему руку для знакомства.
Он смущенно отвечает на рукопожатие:
Пауль. Пауль Шрайбер, – кидает он отрывисто. – Мы из Мюнхена.
О, далеко же вас занесло! – отзываюсь я не без удивления. – Надеюсь, вы легко адаптируетесь на новом месте...
Не люблю большие города и многолюдство, – признается Пауль совсем тихо, и я проникаюсь к нему еще большей симпатией. В этом мы с ним похожи – я легко понимаю его чувства. – А вот маме придется несладко, – он улыбается. – Она всегда была очень общительная. Но ничего, – добавляет уже серьезнее, – все ко всему привыкают!
Мы беседуем еще какое-то время, а потом расходимся каждый в свою сторону, и я не могу не признать, что это было лучшее мое знакомство за последнее время. Правда, тогда я еще не знала, что вслед за первым последуют и еще два других, каждое из которых сулит мне все новые и новые треволнения...
Треволнение «номер один» ворвалось в мою жизнь ровно через четыре дня, когда я вся такая абсолютно безмятежная и ни к чему такому морально не готовая пришла с сыном все на ту же детскую площадку и присела все на ту же деревянную скамейку, мгновенно отметив для себя, что среди присутствующих здесь мамочек, нет ни одной мне знакомой.
И тут происходит это! Мимо меня вихрем проносится ребенок, на ходу размахивающий руками и выкрикивающий имя моего сына. Томми, узнаю я мгновенно и начинаю озираться в поисках его брата, который, как я полагаю, должен к нему, по обыкновению, прилагаться. Но как же я ошибалась: в этот раз к ребенку прилагается не его старший брат, а... нечто невероятное в вихре блондинистых локонов ниже плеч и тоненькой фигурки на высоченных каблучках! Это «приложение», еще издалека заприметившее меня, расплылось в самой счастливейшей из улыбок, заставив меня застыть с раскрытым ртом.
Если бы мой муж увидел меня сейчас, то здорово бы повеселился! Мало что в этом мире может настолько поразить меня, чтобы я раскрыла рот от удивления, но именно сейчас был один из тех редчайших случаев, и я была тут совершенно одна... Помогите!
Вы та самая Джессика! – восклицает невероятное видение, заключая меня в свои густо пахнущие чайной розой объятия. Вы должны понять: я никогда не обнимаюсь с незнакомыми людьми! Но этой женщине, похоже, нет абсолютно никакого дела до всех моих принципов, она как огромный вражеский таран, пробивающий двери осажденной крепости силой своего обаяния.
Продолжаю пребывать в неком моральном ступоре, но, по крайней мере, закрываю рот... и словно плыву на волнах дикой розы, запах которой обволакивает блондинистую незнакомку, как доспехами.
Я вас сразу узнала по описанию моего сына, – заглядывает она мне прямо в глаза, словно пытаясь прочитать в них мой откик на каждое свое слова. Но отклика пока нет, и незнакомка продолжает: – Пауль, Пауль Шрайбер, мой сын, вы познакомились с ним на этой площадке пару дней назад. Он сказал, что наши мальчики неплохо поладили между собой... сказал, что вы любите читать, прямо как он сам, хотя я, если честно, до сих пор не понимаю, в кого он такой у меня уродился... Я, знаете ли, вообще не люблю чтение, ни-ни, это не мое, скучно, зато я люблю готовить! Особенно печь. А вы любите печь? У меня превосходно выходят кексы и тортики...
Я окидываю внимательным взглядом тонкую фигурку своей визави: если она и любит печь, скептически думается мне, то сама явно своими печеностями не злоупотребляет – я даже втайне позавидовала ее формам, что уж душой кривить. Незнакомка на диво как хороша, кукла Барби в сравнении с ней – жалкая деревенщина: идеально уложенные пушистые локоны, пухлые розовые губки в сочетании с огромными черными ресницами (и дело даже не в том, что в природе таких вовсе не существует, главное, что она выглядит гламурной моделью с обложки журнала, которых вживую мало кому из нас, простым смертным, доводилось видеть), даже ее огромный смартфон с большими искусственными ушками, покрытыми стразами, зажатый в ее левой руке, выглядит естественным приложением к этой невероятной женщине.
И так как я продолжаю молчать, то эта невероятная модель с обложки журнала снова поясняет, поясняет так, словно я неразумный ребенок, нуждающийся в особом подходе:
Пауль, он сидел с книгой, а наши мальчики строили замок из песка...
Ее тон заставляет меня улыбнуться, и я говорю:
Да, я помню Пауля. Очень хороший мальчик!
Да, все мои мальчики чистое золото! – воскликцает женщина с материнской гордостью в голосе, и эта материнская чуткость так диссонирует с ее внешним видом, что я впервые задумываюсь о том, а много ли я вообще знаю о жизни, несмотря на кучу прочитанных книг. Во мне рождается любопытство... Эта женщина мне любопытна! – У меня их трое, представляете! – продолжает она между тем. – Еще вчера мне было шестнадцать, а сегодня – я мама троих детей! И они так быстро растут...
Мать троих мальчиков продолжает мне улыбаться, а потом хватает мою ладонь и добавляет:
Мы только что переехали в Нюрнберг и совсем никого тут не знаем, а потому это такое счастье познакомиться с вами, Джессика. Вы должны непременно прийти к нам на чай! Я испеку клубничный торт со взбитыми сливками... или шоколадный с орехами пекан... Который из них вы предпочитаете больше всего? – я не успеваю еще даже опомниться, а она уже снова продолжает: – Нет, ничего не говорите. Лучше я испеку оба, чтобы вам