Маленький Игнат любил приезжать к бабушке, ему было интересно и весело, а когда подрос, даже звонил ей нечасто, только когда мать напоминала.
А вот бабушкину смерть переживал тяжело. Как будто потерял навсегда что-то очень нужное, поддерживающее, необходимое. До сих пор он ощущал утрату, заходя в эту квартиру.
Чаю не хотелось, а кофе он не нашел. Ехать в студию к Лие тоже не хотелось, но он себя пересилил, неторопливо оделся и спустился к машине.
Девчонка была в него влюблена, а он до сих пор не решил, хорошо это или плохо.
С Лииным отцом его познакомили сразу же, как только решение о выдвижении Игната в депутаты городской думы было принято окончательно. Игнат до сих пор не понимал, какое место занимает Вадим Константинович среди тех, кто на самом деле осуществляет власть в городе. Предполагал только, что успех его бизнеса наверняка поддерживается кем-то сверху.
Впечатление на Вадима Константиновича Игнат произвел хорошее, это стало ясно после нескольких минут разговора. Впрочем, и весь разговор был недолгим, минут двадцать от силы.
Лия ворвалась к отцу в кабинет без стука и без спроса, с любопытством оглядела Игната и, повернувшись к отцу, обиженно протянула:
– Па-апа! Студия!
Красавицей ее назвать было трудно, а миленькой – вполне возможно. Впрочем, Игнату все молоденькие девчонки казались миленькими.
Лие было двадцать два года. Это Игнат выяснил, когда вез ее после разговора с Вадимом Константиновичем к той самой студии, за которую отец вовремя не заплатил.
Еще выяснил, что Лия певица и даже лауреатка каких-то конкурсов, о которых он не слышал ни до, ни после. Впрочем, он всегда был далек от музыки.
Девочка тогда явно ждала его у отцовского кабинета. Ей абсолютно нечего было делать рядом с деловитыми секретаршами. Конечно, Игнат поинтересовался, куда девушке нужно поехать и не сможет ли он ее отвезти.
Оказалось, что отвезти ее он сможет. Он отвез и с тех пор как минимум раз в неделю терял время, слушая Лиино пение. Пение было не то речитативом, не то шепотом. Даже Игнат со своим отвратительным музыкальным слухом понимал, что девочке лучше заняться чем-то другим.
Впрочем, папа для дочки денег не жалел, и оркестр играл неплохо, а танцовщики за ее спиной двигались вполне прилично.
Студия нередко превращалась в небольшой концертный зал. После концерта в интернет выкладывались клипы.
Клипы набирали большое число просмотров, но Игнат подозревал, что к числу просмотров прямое отношение имеют деньги Вадима Константиновича.
Ему повезло, Лия уже кончала репетировать.
– Ну как? – Глазки она, как обычно, распахнула, окончательно отложив микрофон.
– Замечательно! – восхитился Игнат. – Супер!
Она скрылась в боковой комнате, переоделась. Еще ей не мешало бы умыться – наклеенные ресницы выглядели довольно комично, но Игнат одобрительно кивнул, когда она снова появилась перед ним в рваных джинсах и розовых кроссовках.
– Куда поедем?
– В ресторан.
Ей не хотелось в ресторан. Ей хотелось к нему домой, но на это Игнат никак не мог решиться.
15 мая, среда
На сегодняшнее занятие пришло всего трое малышей. В мае детей начинали отвозить на дачи, а общая атмосфера была полна предчувствием долгих летних каникул.
Эти два мальчика и девочка ходили на занятия уже год, и Дана с удовольствием отметила, что дети уже не топчутся, как неуклюжие слонята, а по-настоящему танцуют. Особенно радовала девочка. Она приходила с няней, и Дана несколько раз говорила той, что у ребенка отличный слух, и ее стоит учить музыке. Молодая веселая няня в ответ улыбалась и кивала, но Дана не была уверена, что девушка воспринимает ее слова серьезно.
На улице было по-летнему тепло. На газонах желтели одуванчики, радовали глаз. Утром Дана одуванчиков не заметила.
До дома идти было всего десять минут, и она шла медленно, чтобы растянуть удовольствие от весеннего дня. А у своего подъезда, вздохнув, не свернула к крыльцу, а пошла дальше, к дому учительницы Веры Сергеевны.
Навещать Верину сестру никакой необходимости не было, Дана пожилой женщине не родственница и не подруга, но что-то заставило ее нажать на кнопку звонка.
– Здравствуйте, Любовь Сергеевна, – поздоровалась она, когда дверь открылась.
– Даночка! – Женщина робко улыбнулась.
Дана не была уверена, что женщина помнит, как ее зовут. Вчера Любовь Сергеевна, казалось, плохо понимала, что происходит вокруг.
– Проходи.
Проходить Дане не хотелось. Ей хотелось забыть, что выстрел может внезапно оборвать чью-то жизнь и потом родственники жертвы станут смотреть на мир непонимающими глазами. То есть родственница. Сестра.
– Проходи, Даночка.
– Чем-нибудь помочь, Любовь Сергеевна? – Дана вытерла ноги о придверный коврик.
– Проходи, проходи. – Женщина позвала ее на кухню.
Квартира учительницы была такой, как Дана себе и представляла – маленькой, забитой книгами.
И кухня маленькая, в ней едва помещалась старая стенка. Когда-то похожая была у Даниных родителей, но они давно поменяли ее на современную.
– Садись.
Любовь Сергеевна быстро поставила на стол чашки, достала из холодильника баночки с вареньем.
– Ты училась у Верочки?
– Да, – Дана послушно пристроилась на углу стола. – Я любила ее уроки.
Любовь Сергеевна заварила чай, Дана подвинула к себе чашку.
– Мой муж до сих пор не берет в руки книги, которые в школе проходили, а нам Вера Сергеевна привила любовь к литературе.
– Она всю жизнь мечтала свои книги писать, да вот не получилось.
Любовь Сергеевна была похожа на сестру, такая же невысокая, коротко постриженная, только чуть полнее. Наверное, поэтому вид у нее был домашний, не такой строгий, как у Веры.
Женщина села напротив, задумалась, тронула пальцами седые волосы.
– Верочка никогда на митинги не ходила. И я тоже…
Веру убили перед началом оппозиционного митинга недалеко от парка. Это Дане рассказала Нина еще до похорон.
– А тут вдруг решила – пойду.
После Нининого звонка Дана почитала в интернете про тот митинг. Народу собралось мало. То ли людей все в стране устраивало, то ли разъехались на дачные участки сажать картошку.
Впрочем, Федора и Дану в стране многое не устраивает и на дачу они не уехали, а про митинг даже не знали.
Любовь Сергеевна прислушалась, вышла из кухни. Теперь и Дана расслышала, как все громче раздаются телефонные звонки.
– Алло, – хозяйка с телефоном у уха прошла мимо Даны, снова села за стол и ахнула: – Сережа! Сереженька…
– Теть Люба, почему у Веры телефон не отвечает? – Дана хорошо слышала мужской голос.
– Ее убили, Сережа. Десятого числа. Застрелили…
Дана ожидала, что женщина заплачет, но она, наоборот, словно твердела на глазах, как будто от нее именно сейчас требовалось большое мужество.
– Я тебе пробовала позвонить, но не получилось. Почему-то номер был недоступен… Нет, убийцу пока не нашли…
Все-таки на глазах у пожилой женщины выступили слезы.
– Приезжай, Сереженька. Приезжай, если сможешь.
Любовь Сергеевна поморгала, справилась со слезами, положила телефон на стол. Он был старый, кнопочный. Дана не думала, что такие еще у кого-то остались.
– Это наш с Верочкой племянник, –