Пашка понял это по-своему. Снял джемпер, протянул мне, пытаясь заботливо укутать. Привлек меня к себе, плотнее прижимая.
Его руки. Я уже забыла, какие у него руки.
Он ведь очень высокий, Пашка. Высокий и худой как жердь. И руки у него длинные и жесткие.
Когда-то я их называла волевыми.
Я выставила вперед локти, не позволив себя обнять. Он немного обмяк, чуть отстранился. И плотнее запахнул на мне свой джемпер.
– Замерзнешь, – голос с хрипотцой, когда-то сводивший меня с ума.
– Не дождешься.
Я отошла ближе к ручью. Ежедневные дожди почти превратили его в полноценную речку. Еще чуть-чуть – и можно купаться. Пашка встал рядом.
– Ты зачем приехал?
– Соскучился?
Я вздернула бровь:
– Это ты у меня спрашиваешь?
– Просто не знаю, какой ответ тебя устроит.
Я подняла с земли пару камней, бросила в воду:
– Меня устроит правда. Так зачем?
Пашка молчал. Тоже наклонился, взял несколько камней, запустил в струящийся поток. Кашлянул:
– Ты вообще как живешь? – в желтом свете уличного фонаря он был похож на птицу.
Я скрестила руки на груди:
– То есть ты появился через шесть лет для того, чтобы поинтересоваться как я живу? Так? Нормально живу. Об этом мог бы спросить и у свой тетки. Не пришлось бы вечер убивать, тащиться в такую даль.
Его руки скользнули по моей талии, обвивая ее. Рывок – и он уже прижимает к себе мою голову, нежно гладит шею. Горячее дыхание в ухо:
– Брось, Лид. Я скучал без тебя.
В голове шумело. Сильные, волевые руки. Знакомый, въевшийся в подкорку аромат. Ноги подкосились. Он подхватил, еще крепче прижимая к себе.
– А что же твой Галчонок?
Его грудь напряглась. Руки словно окаменели.
– Так что, как же Галчонок позволила тебе скучать-то по мне целых шесть лет?
Пашка отстранился. Посмотрел на меня сверху вниз внимательно. Даже с удивлением.
– Ты раньше такой не была.
– Раньше? – я прищурилась. – Раньше я дурой была влюбленной.
– А сейчас, значит, не дура?
– А сейчас, значит, не влюбленная.
Я направилась к дому.
– Погоди.
Пашка присел на сырое бревно.
– По-дурацки как-то вышло. Я ведь очень старался, чтобы всё хорошо сложилось. Мы встречались. Любили друг друга, – он коротко глянул в мою сторону, – знаю, ты меня любила, и, что бы ты ни думала сейчас, я тоже тебя любил. Планы были… Мечты…
– А потом тебе стало ясно, что серьезную карьеру, о которой ты мечтал, без связей и блата не построишь, – продолжила я. – И появилась Галочка.
Пашка нахмурился. О, эта темя ему неприятна! Легкое чувство победы… нет: удовлетворения… захлестнуло меня:
– И девочка Лида тебе оказалась уже не нужна. Как и совместные с ней планы и мечты.
Пашка поднял голову, посмотрел на меня с вызовом:
– Мы же так оба решили! Что надо набраться опыта. Построить карьеру. Добиться чего-то в жизни.
Я кивнула:
– Оба. Ты говорил, а я кивала.
– Ты могла и не кивать.
– И что бы это изменило? – я посмотрела на него. – Так ты не ответил, что твоя Галочка?
– Она во Франции, замужем за нашим пресс-атташе.
Вторая волна удовлетворения меня уже прям согрела:
– Бог мой, неужели, ты рожей не вышел?
Пашка встал.
– Лид, прекрати. Я же понимаю: ты злишься, что у нас с тобой ничего не вышло. Но, знаешь, я всё понял. Давай попробуем еще раз?
Он взял меня за руку, привычным жестом перебирая мои пальцы. Сейчас он походил на эльфа, которого играл Орландо Блум. Сердце томительно сжалось. Голос предательски дрогнул:
– Слушай, Паш. Ты же сейчас за столом говорил, что у тебя карьера в гору пошла. Тебе же нужна более перспективная невеста. Зачем тебе я?
Пашка смутился. Выпустил мои руки. Отвернулся к реке. Сорвал травинку, долго молчал, отбивая ею такт по поваленному бревну.
– Должность Павлова мне не дадут, пока я холост.
Меня словно ледяной водой окатило.
– И что? При чем здесь я?! – Хотя, конечно, я уже догадывалась, при чем.
Столбов резко повернулся ко мне:
– Лид, прекрати ерничать, – он приблизил ко мне лицо, с трудом подбирая слова, из-за чего они выходили медленно, словно под давлением. – У нас же любовь была. Не могло же всё… перегореть.
Я посмотрела ему в глаза. Впервые за этот вечер. Серый омут цвета ртути.
– Почему не могло? – я тоже приблизила к нему свое лицо. Теперь нас разделяло несколько сантиметров. – Чему гореть-то особо было?
В его глазах мелькнуло сомнение. Ртуть всколыхнулась, пропуская отблески сине-черного.
– Паш, ты о чем вообще? – третья волна дала мне силы. – Ты бросил меня, помнишь? Решил найти подходящую партию. И тебя всё устраивало. Никаких мук. Никакой тоски и страданий. И теперь, когда наклевывается новая должность, ты вспомнил обо мне. Зачем? С чего ты решил, что я клюну на всю эту ересь?
Шах и мат. Я приперла его к стене, взяла за ворот рубашки, не давая отстраниться, уйти от ответа. Хотя я его уже знала.
– Мне сказали, что у тебя никого нет.
Я застыла. Легонько оттолкнув от себя, выпустила его рубашку.
– Легкая добыча, значит? Типа, ты – последний герой, и я за тобой, без оглядки? Так?! Говори!
– Ты всё неправильно понимаешь, – он стал опять похож на птицу. Только теперь мокрую и даже слегка побитую.
– Говори, сказала!
– Брось, Лид. Ты любила меня, я же знаю. Я хочу начать всё с начала. Ты умная женщина, хорошая хозяйка, не куришь-не пьешь.
– То есть я тебе подхожу… Паш, так ты жену себе выбираешь или модный гаджет? А?
Пашка моргнул.
– Уезжай.
5
Прорываясь тяжелой поступью сквозь сон, над ухом гудел «Танец маленьких лебедей».
Семь тридцать утра. Суббота.
Чашка кофе, толстый кусок белого хлеба с увесистым кружком колбасы. И в офис.
Руслан Федорович Лебедев с силой выдернул себя из постели, стряхивая с широких плеч остатки сна. Прозрачным шлейфом улетучился образ рыжеволосой незнакомки со старомодным именем Лида и бомбической сумкой непередаваемого зеленого цвета. Кажется, во сне она ему что-то рассказывала. А, да, точно! Делилась рецептами приготовления круассанов. И, кажется, говорила по-французски. Он, конечно, не особо силен в языках, но очаровательную картавость сложно с чем-то спутать.
«Красивая девочка Лида, что в доме напротив живет», – пульсировало в висках.
Руслан, покачиваясь, зашел в ванную. Привычным жестом дернул вверх короткий рычажок душа, размашисто похлопал себя по небритым щекам:
– Подъем, – коротко скомандовал себе, окончательно просыпаясь. Холодный душ, торопливые сборы, и времени на чашку кофе опять в обрез.
Быстро проглотив обжигающе-горький напиток, он схватил ключи от машины, увесистый портфель, и выскочил на лестничную площадку.
В кармане завибрировал сотовый. Уже забегая в лифт, Руслан глянул на экран: Борис.
– Алло, Борь, буду через двадцать минут, – коротко бросил он в трубку, – без меня не начинай.
Хотя и так ясно – будет ждать.
Уже через восемнадцать минут, спасибо еще спящей Москве, он вышел из темно-синего «крайслера», оставив его на полупустой стоянке Делового центра.
Огромные стеклянные двери распахнулись перед ним почтительно и услужливо, впуская внутрь просторного холла: серо-голубые панели, тонкие вставки