Когда отзвучал последний такт и разрумянившаяся англичанка, опомнившись, хотела сделать реверанс, он придержал ее локоть и тихо молвил, прилично склонившись к уху:
− Прошу, не покидайте меня, мисс. Умоляю, продолжим. Вы − само совершенство! Котильон15 тоже мой!
И вновь они закружились, прекрасные, как юные боги. Ноги, казалось, существовали помимо них и, раз начав, без устали исполняли с детства заученные движения. И все же Аманда высказалась:
− Вы слишком настойчивы, князь. Так не принято.
− Однако, сие волнует и вас, и меня? − парировал он.
− Но мы не одни… − она не давала покоя пышному страусовому вееру. − Вы должны знать приличия, князь.
− Гости тоже, − офицер не отрывал от нее глаз.
− О Боже, к нам идут!
− Всех к черту! − рука Алексея легла на ее талию.
Задиристо грянула мазурка, и Осоргин, сверкнув веселой улыбкой, сильным поворотом увлек ее в танец.
* * *
Минула неделя, следом другая, третья…
И они встретились вновь, все так же случайно, но теперь у Синего моста, что был перекинут с груди Исаакиевской площади на другой берег Мойки. Алексей возвращался из правления РАКа16 домой, когда услышал знакомое, теплое, женское, с акцентом:
− Вы так невнимательны, князь.
Он оглянулся и увидел ее. Аманда, прищурившись на редком осеннем солнце, сидела в лаковой коляске «визави» с открытым верхом и поигрывала упругим стеком. И опять его покорила ее уверенная, изысканная красота.
− Вы! − он порывисто подошел и, коснувшись губами ее прохладной перчатки, замолчал, чувствуя, как перехватило горло, как вспыхнуло в груди и стало горячо и волнительно.
− Я тоже рада, что снова вижу вас… Хочу надеяться, не в последний, − в голосе ее были надежда и ожидание.
− Господи, где вы были, мисс? Я с ног сбился! Искал вас… но…
Она тихо рассмеялась, игриво наклонив голову:
− А вот! Не надо было меня терять, − поправила лазоревые ленты «кибитки»17 и распахнула изящную дверцу коляски. − Садитесь, места довольно на двоих. Я подвезу вас, князь.
Он поблагодарил англичанку взглядом, но, прежде чем подняться в экипаж, махнул перчаткой Прохору. Тот, в плюшевом кафтане, при чутком дозоре, согласно дрогнул «адмиральскими» усами, щелкнул кнутом и пустил в неспешливую нарысь четверку игреневых красавцев вдоль Вознесенской.
− Вы служите здесь, князь? − леди Филлмор, подобрав тисненые вожжи, кивнула на особняк, принадлежавший Российско-Американской компании.
В знак согласия Алексей прикрыл веки и тут же поинтересовался:
− Вы всегда так блестяще догадливы?
Она гордо откинула голову и умело подхлестнула лошадей:
− Нет, князь, но я привыкла наблюдать и делать выводы.
Коляска пересекла Исаакиевскую площадь, по которой, развевая свой красно-желтый сарафан листьев, без оглядки бегала за ветром влюбленная в него поземка.
В тот день они наслаждались итальянской оперой, ели бисквиты, запивая «Вдовой Клико»18, а позже много катались вдвоем до одури.
− А bientфt!19, − бросила напоследок Аманда и исчезла в сопровождении степенного швейцара, стуча каблучками по наборному мрамору вестибюля.
В памяти Осоргина цветно и живо запечатлелся вишневый ковер, перехваченный сияющими латунными прутьями, и ускользающая вверх прелестная женская фигурка.
Выйдя на улицу, князь, прежде чем отправиться домой, постоял еще малость у скучных, присыпанных налетевшей чернобурой листвой ступеней дворца Нессельроде. Видный издалека, графский особняк в тот вечер горел, как резной фонарь. Стрельчатые окна светились веселыми огнями.
После этой встречи была другая, уже не случайная, а за ней еще, еще и еще…
Так потекли недели чудесные и восхитительные… Алексею Михайловичу хотелось, чтобы они тянулись вечно. Помыслами и душой он теперь был целиком с любимой. Но разум подсказывал невозможность счастья, отчего князь премного серчал и печалился.
* * *
Наконец кони поравнялись с мраморным громадьем Исаакия; впереди вздыбился застывший в веках Медный всадник. Прохор зычно гаркнул, дернул вожжами, кони свернули с Петровской площади налево и полетели вдоль набережной Невы с ее упругим холодным гранитом.
Глава 7
В кабинете графа Румянцева натоплено было от души, а надымлено − и того шибче: пыхали без устали сразу шесть «турецких трубок», иными словами, весь совет Российско-Американской Компании. Пепел ронялся куда ни попадя.
Сердца тревогой охвачены были, претерпевая унизительное бессилие. Все дело Русской Америки было поставлено на карту, а его отец-благодетель − граф Румянцев − на шаткую грань. Со дня на день ждали беды за царской подписью.
Офицеры стояли у огромной ландкарты и слушали гнев Михаила Матвеевича, подчас спорили, напрягая ум извечным вопросом: «Что делать?»
Сам Николай Петрович, точно один в кабинете был, никого не зрел, в споре с господами офицерами не участвовал. Сцепив руки на груди, он мерил кабинет крупным министерским шагом, мучительно думая о случившемся, временами задерживался у стеклянных шкафов, тускло сверкающих золотом и серебром переплетов, словно разгадку искал, и снова стучал каблуками.
Мрачен лицом, упрям духом, Румянцев подошел к окну. Крепкие икры, затянутые на павловский манер в белый шелк, нервно подрагивали. Вид со второго этажа открывался на Неву − хмурую, нелюдимую, закованную в панцирь льда… Граф хрустнул пальцами, опираясь кулаками на подоконник. Да, почернело над ним небо! Карьера сломана, но более поругана принародно английским лаем его дворянская честь. Взгляд графа скользил по заснеженной груди реки, цеплялся за шпиль звонницы Андреевского собора, а слух хватал урывки спора.
− Эх, господа, боль сердечная! Речь-то ведь идет о цели России в Америке! Поймите, сие не только торговая кампания и промысел морской. Высочайшие привилегии, дарованные нам, содержат значение государственное! А совет компании, в коей все мы состоим, создан монаршим соизволением. Извольте еще раз взглянуть сюда! − Булдаков указку держал как шпагу. − Нам, господа, с Божьей помощью предстоит реализация грандиозного по своим устремлениям плана.
Эбеновая указка поползла на юг от Аляски, минуя остров Ванкувер20.
− Все западное побережье, включая Калифорнию, Сандвичевы острова21, южную часть Сахалина и устье Амура, − сии колонии вместе с Камчаткой, Алеутскими островами и собственно Аляской должны превратить северный бассейн Тихого океана во внутренние воды Российской Империи! Верхняя Калифорния22, господа, как вы знаете, наш самый южный форпост. Но, замечу, помимо ее стратегического назначения, она не должна, а обязана послужить еще и земледельческой житницей для россиян в Америке. Теперь − Сандвичевы острова, − Михаил Матвеевич азарт-но прищурил правый глаз, сладко затягиваясь французским табаком. − Они являются главным пристанищем для всех судов, оные совершают дерзновенные хождения между Азией и Америкой. Именно сии острова, господа, по моему глубочайшему убеждению, отдадут под контроль российской десницы всю морскую торговлю с Китаем. Это ли не велико? Я уж не считаю нужным здесь сыпать слова о том, что одновременно нами ведется планомерное наступление на