7 страница из 17
Тема
Чикаго уже полночь. Малышу, наверное, очень тяжело, но ей было все равно. Она как будто не слышала, что Никитка хнычет, машинально качала его, прижимая к груди, и убеждала себя, что все сделала правильно. Что сможет выжить. Что обязана – ради сына.

У нее было две причины покинуть страну, в которой она родилась. Всего две – а нужно ли больше? Наверное, хватило бы и одной. Тот человек, который вызывает в ней инфернальный ужас, который обещал, что убьет и ее, и ее сына, никогда не найдет ее в Америке. Здесь она обретет спасение.

Но вторая причина, самая главная, увы, безнадежна. Нигде она не сможет избавиться от тяжести вины, нигде она не сможет простить себя и начать жить свободным человеком. Она проклята, и ничто уже не спасет. Все, что она может, – это сбежать от того человека и попытаться хотя бы сделать вид, что простила себя.

Но как это сделать? Как? В голове почти беспрестанно бурлящий процесс, цель которого – понять, как так получилось.

Впервые чувство вины Лиза ощутила, когда услышала Сашин голос по радио. Он пел песню. На английском языке, очень чисто и хорошо пел. Лиза никогда прежде не слышала этих слов, но мелодию узнала. У Саши было много разной музыки, но к систематизации результатов своих трудов он относился очень безалаберно. Музыку он не переносил на бумагу, а попросту забывал и создавал новую, в которой звучали все те же мелодии. Так было всегда. Сначала Лиза говорила Саше, что он просто копирует сам себя, и они подолгу спорили, Саша доказывал, что мелодии просто созвучны, да и как иначе, нот-то всего семь!

Но в музыке той песни были собраны все самые лучшие его мелодии. Песня называлась Roberto. Потом Лиза увидела клип. Она смотрела и не узнавала своего брата. Саша был полностью другим, начиная от лица, в котором от прежнего Саши остались только светло-серые, отцовские, глаза, и заканчивая контурами тела. Брат сильно похудел, почти истощился. У него всегда были мощные руки, плотные ноги, не толстые, а именно плотные, мускулистые. Паренек в клипе был худой и бледный, с тонкими ногами и впалым животом. Волосы, непривычно длинные и черные, зачесаны назад. Лиза никогда бы его не узнала, если бы не голос и мелодия. А взгляд… Саша как будто боялся всего и всех. Взгляд загнанного в угол зверя. Взгляд побежденного человека. Лиза помнила брата жизнерадостным, улыбающимся парнем, душой компании. Таким, каким увидела его Лиза на видео, Саша не был никогда.

Качая на руках сына, Лиза чувствовала, как ее сердце наливается черной тоской. Ради чего все было? Ради того, чтобы отец Арсена сбежал? Зачем? Она как мантру повторяла одно и то же: чтобы спасти жизнь отца, чтобы не было войны.

Но на самом деле, чтобы не было кому-то плохо, она позволила пожертвовать Сашиной свободой, а потом жизнью отца, а потом жизнью матери, а теперь и жизнью Саши – ведь он стал совсем другим человеком. И все ради чего?

Осознание всего масштаба бедствия пришло недавно. Она в очередной раз услышала по радио Сашин голос и в очередной раз подумала, что не может больше так жить. Вокруг – мрачные тени прошлого, в душе абсолютная пустота. Нескончаемая усталость и чугунная тяжесть во всем теле – ее мучила вина, давила и не давала дышать. И с каждым днем становилось только хуже. Вина прорастала в ее душе, причиняла сначала не острую, но теперь очень ощутимую боль, Лизе было сложно с этим справиться. Она чувствовала себя невероятно одинокой. О своей боли она могла говорить только с Никиткой, ее кровиночкой. В сыне с каждым днем проступало все больше и больше от Арсена, чем Арсен всегда невероятно гордился, заставляя Лизу чувствовать себя еще ужаснее.

Лиза почти привыкла жить с чувством вины, которое усиливалось постепенно, дозированно, вызывая привыкание. Она не боялась этого: знала, что привыкнет. Привыкнет жить без личности, жить с человеком, который не может помочь ей избавиться от убивающего чувства вины, жить ради сына. Жить на одной планете с братом и не иметь возможности рассказать ему о себе… Она с ужасом представляла, что будет, если она разыщет Сашу и расскажет ему все. Брат обвинит ее, и будет прав – ведь его не было рядом в те минуты, когда Лизе приходилось принимать решение. Он не знает, что она чувствовала. Она бы сама себя осудила, будь на его месте, и Саша осудит, он такой же, как и она. А если осудит он, то осудит и общество, и они с Арсеном сядут в тюрьму, а малыш останется без матери. Лиза стала заложницей любви к своему ребенку.

Она не спрашивала себя, что будет дальше. Она просто жила, наблюдая за тем, как растет Никитка, как становится на ноги Арсен, как делает успехи в карьере. Лиза так и не привыкла звать его мужем, ведь они официально и не женаты, свадьбы не было, она просто взяла его фамилию, и все. Когда Никитке исполнился годик, Лиза чувствовала себя погруженной в глубокий бассейн под плотной коркой льда, и выбраться на воздух не было никакого шанса.

Но, сам того не подозревая, Арсен вырвал ее из этого состояния. Наверное, чего-то подобного она ждала, но, как всегда, была не готова к чему-то радикальному. Но Арсена не интересовало, готова она или нет. Ранним утром, 28 мая, за сутки до выступления Джейсона МакКуина в России, Арсен сказал ей:

– Лиза, я так больше не могу жить. Ты сильно изменилась, ты стала какой-то другой, не такой, как была когда-то. Что с тобой происходит? Скажи мне, пожалуйста.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе ответила, Арсен?

Этот разговор случился впервые, но с первых минут уже утомил Лизу. Она знала, что будет дальше, она знала каждую мысль, которую Арсен мог родить своим неглупым, в общем-то, мозгом. Она знала каждый поворот его извилины и знала, в какой момент он принимает решение.

– Что с тобой происходит?

– Меня убивает совесть, – призналась Лиза.

Она не хотела начинать этот разговор. Этот разговор был ей не нужен, все равно исправить ничего нельзя. Но Арсен… Он был другим. Он был из той категории людей, которые, нагадив возле дома и не получив за это наказание, полагают, что все в порядке, и теперь эта гадость – нормальное течение жизни, что все с этим смирились и воспринимают как обычное дело. Когда безнаказанно уличенному в измене мужу кажется,

Добавить цитату