Грагги на Поляне ударили первый раз.
Миччи приподнялся на локтях и, склонив голову, рассматривал одним глазом принесенный ветром клочок бумаги. Тьоу подвинулась ближе, свесившись с валуна почти параллельно земле, и с болью притронулась к этой раздробленной, вываренной и засохшей жизни. Ей стало жаль незнакомое дерево, ведь в лесу хватает всякой бросовой хвои и листьев. Она подкинула клочок на ладони, дунула, дунула, бумага взлетела, едва не зацепив Дилля. Тот с отвращением изогнулся, пропуская ее мимо, и следил за ней до тех пор, пока ее снова не принял и не умчал ветер. Потом тяжело вздохнул:
— Сорят люди. Однажды неразумно выпустят злую силу, и тю-тю наша планета. Вместе с нами… Мне-то в мои годы не страшно. За вас боюсь. Я тут на досуге задумываться начал. Вот человек подминает природу, поэтому сам и не собирается изменяться. Тави, наоборот, так стремились слиться с ней, что сделали все для этого. И тоже теперь перестали меняться. Оттого потихоньку угасают. А живем мы на одной Земле, и путь у нас, в общем, один… Тем более странно: сердцем чувствую, права молодежь, а разумом не могу принять человека с его солнцем и его скоростями. Нет, жили мы без него миллионы лет и еще проживем!
— Оно, конечно, в родных лесах тави еще ого-го! — появился невесть откуда Зииц. — А вот в космос голышом не выбежишь. Так что устарели твои теории, дядюшка!
И, не слушая ответа, накинулся на Миччи — Тьоу задевать ему не хотелось:
— А ты когда-нибудь сдвинешься с места? На Поляне все готово. Ждут вот таких осторожненьких…
— Ох и суетливое поколение! — Дилль сердито засопел. — Где гарантия, что Излучение сегодня не убьет наш изнеженный Разум?
— Человек — наша гарантия, дядюшка. Человек Думающий.
— Да-да-да! То самое теплокровное существо, которому в жару жарко, а в холод не согреться, которому ничего не стоит смахнуть с планеты целые семейства растений и животных… Для него остальной мир просто не имеет значения.
Дилль задумался, стоя на одной ноге и потирая ушибленную ступню. Тьоу укоризненно посмотрела на Зиица и взяла старика под руку:
— Тебе по-прежнему не хочется на Поляну?
— Чего я там не видел, девочка? Высаженный вашими руками экран? Нам повезло: Излучение не успел открыть человек. Оцепленные свинцом и бетоном, здесь пролегли бы километры радиоактивной аппаратуры…
— Но ведь мы старше людей на пять миллионов лет!
— И вдруг возмечтали о молодости? Оставь, милая. Сказки хороши, пока они не превращаются в быль… Чего нам сейчас не хватает?
— Общения, добрый ты наш злюка! — Тьоу обняла Дилля за плечи, но он вырвался и отступил:
— Без этого добра мы, старики, в общем, можем уже обойтись… Ладно, ребятки, шагайте. Вон и матери с веснятами потянулись. Скоро начнется. А мои дурные мысли пусть останутся здесь, со мной…
Дилль безнадежно махнул рукой и попятился в свою покосившуюся, скрипучую, засыхающую сосну. Прежде чем скрыться окончательно, он сказал:
— Мы веселый, жизнерадостный народ. Для нас естественны мечты о дружбе. Но ведь человек никого не хочет, кроме себя! Он неконтактен и, едва мы откроем свое существование, объявит нам войну. Ради собственного счастья, в угоду беспечному эгоизму, из зависти — какая разница? Главное — он не успокоится, пока не изведет последнего из нас. За перекрестком улицы снова расходятся — имейте, пожалуйста, это в виду…
Деревья вокруг пушились легким белым маревом отдаваемого тепла. Дорога, которую им предстояло пересечь, успела остыть и лежала впереди темной полосой с тлеющими кое-где на ней черточками корней. По соседству под яблочным дичком хозяйственно фыркал еж.
— Жалко старика, — задумчиво проговорила Тьоу после некоторого молчания. — Один останется…
— Привыкнет, — неуверенно возразил Зииц.
— Скорее всего, завянет… — Миччи сильно растягивал слова, сдерживая зевоту. Видно, грусть снова навеяла на него сон.
— Идем, идем, лежебока! — присел возле него Зииц. — А то опять задремлешь.
— Я не сплю. Я думаю.
— Истинный тавн, ленивый и созерцательный! — Тьоу подхватила Миччи с другой стороны, и вдвоем с Зиицем они поставили его на ноги. — Скажи прямо, что просыпаться, двигаться и даже с человеком дружить — для тебя лишнее беспокойство. Ну, работай, работай ножками, миленький…
— Уж если искать лентяев, то не среди нас, — уныло покоряясь друзьям, возразил Миччи. — Мы рядом с людьми — что метеоры. Вон там, послушай, бежит твоя девчонка с приятелем. Их резвость просто смешна — за полчаса километр. Да еще петли по лесу крутят, еле-еле на дорогу набрели. По мне лучше до смерти на солнце вялиться, чем так ползать. Знаешь, как стремительны и беззвучны дельфины? Они не расталкивают и не рвут воду — они скользят в ней. Вот так и мы ходим по лесу. А у человека волны, брызги и шум…
— Но ведь он сухопутный, Ми!
— Хорошо. А в лесу?
Тьоу прислушалась. Далеко на Поляне Грагги ударили дважды! Зииц ахнул и, будто подстегнутый, кинулся на звук.
— А в лесу? — переспросила тавинка и снова замерла, наполовину высунувшись из кустов. Стало слышно, как за последними деревьями выбираются на дорогу Лорка и Толик, как нежится листва под лунными лучами. В канаву посыпалась земля, крякнул берег от грузного прыжка, зашуршали камешки. Легко скрипели и терлись одна о другую недогруженные корзинки.
— Дядя Толя, а почему вы бороду носите?
— Ой, ты не поверишь! Собирал в прошлом году грибы, упал, вот мох к подбородку и прицепился.
— Ну и выдумщик вы!
Они приближались, и Тьоу бесшумно попятилась, чтобы не быть замеченной.
— Быстро стемнело, правда, дядя Толя? — Лорка поежилась.
— Замерзла?
— Нет, я подумала, как леснятам ночью скучно в лесу. И мокро, если дождь…
— Может, у них кожа непромокаемая?
— Да, вы все шутите, а сами, небось, в дупле и часа не просидите?
— Зачем же в дупле, когда у меня палатка есть?
По дороге навстречу им с радостным визгом покатился черный взъерошенный комок.
— Ой, смотрите, кто нас встречает! Чуня… Чунька!
— Надо же, отыскал… Откуда ты, лохматый?
Широкие, щеточками, собачьи лапы оттолкнулись от земли, послышались мягкие шлепки и счастливый Лоркин голосок:
— Ну, уж сразу и в нос лизаться! Не стыдно?
«Еще чего! — визгливо проскулил Чунька. — Я, знаешь, как по тебе соскучился? Говорил ведь, чтоб взяла с собой! Мало ли, какие звери в лесу попадутся?»
— Юрца-то сегодня не обижал? — потрепал его по шее Толик.
«Да ну его! Вцепится в шерсть, и катай его по траве. Только приляжешь в тенечке, он тут как тут: встанет на четвереньки и давай бодаться…»
Люди пошли быстрее, и голоса начали затихать. Тьоу выпрямилась, позвала Чуньку:
— Иди сюда!
Пес будто споткнулся, повернул к лесу, зарычал.
— Кого ты там заметил? — поинтересовался Толик.
«Чужие. Чужие!» — отрывисто ответил пес.
— У нас же свобода, чудак, —