Как и все древние боги, Бауэрман жил на горной вершине. Там, в вышине, раскинулось его величественное ранчо, намного выше того места, где был университетский городок. И когда он отдыхал от дел на своем частном Олимпе, он мог быть таким же мстительным, как боги. Одна история, рассказанная мне моим товарищем по команде, убедительно подтвердила этот факт.

По всей видимости, жил там водитель грузовика, который часто осмеливался нарушать покой на горе Бауэрмана. Он слишком на большой скорости делал повороты и часто сбивал уличный почтовый ящик Бауэрмана. Бауэрман ругал водителя, угрожал расквасить ему нос и тому подобное, но тому хоть бы что. Продолжал водить так, как ему нравилось, и так продолжалось день за днем. Тогда Бауэрман заложил в почтовый ящик взрывчатку. В следующий раз, когда водила сбил его, – шарахнуло. После того как дым рассеялся, владелец грузовика увидел, что машину разорвало на куски, а покрышки превратились в лоскуты. Больше он ни разу не задевал почтовый ящик Бауэрмана.

Такой вот человек – не хотелось бы оказаться его противником. Особенно если вы были неуклюжим бегуном на средние дистанции из пригорода Портленда. Я всегда ходил на цыпочках вокруг Бауэрмана. И даже в этом случае он часто терял со мной терпение, хотя я помню лишь один случай, когда он действительно обозлился.

Я был второкурсником, изможденным своим учебным расписанием. Все утро проводил в классе, весь день – на практических занятиях, а ночью корпел над домашними заданиями. Однажды, опасаясь, что заболеваю гриппом, я остановился по дороге на учебу в офисе Бауэрмана, чтобы сказать, что я не смогу прийти днем на тренировку. «Угу-гу, – произнес он. – А кто тренер в этой команде?»

«Вы».

«Ну, тогда, как тренер этой команды, говорю тебе, чтобы ты сваливал оттуда, черт побери. И кстати… у тебя сегодня намечен контрольный забег на время».

Я готов был расплакаться. Но я собрался, сконцентрировал все эмоции на забеге и показал лучшее время за год. Покидая беговую дорожку, я сердито взглянул на Бауэрмана. Ну что, рад теперь, с… ты сын? Он встретил мой взгляд, проверил секундомер, вновь посмотрел на меня и кивнул. Он проверил меня. Он сломал меня, а потом заново собрал, прямо как пару кроссовок. И я выдержал. Потом я стал по-настоящему одним из его орегонских парней. С тех пор я стал тигром.

ВЫ СПРАШИВАЕТЕ, КАКОВА НАША ЦЕЛЬ? ПОБЕДА – ПОБЕДА ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ, ПОБЕДА, НЕ СМОТРЯ НА ВСЕ УЖАСЫ… БЕЗ ПОБЕДЫ МЫ НЕ ВЫЖИВЕМ.

Ответ от Бауэрмана я услышал тотчас. Он написал, что приезжает в Портленд на следующей неделе на орегонские соревнования по легкой атлетике в закрытом помещении. Он пригласил меня на обед в гостинице «Метрополитен», где разместится команда.

25 января 1964 года. Я ужасно нервничал, когда официантка проводила нас к столу. Помню, Бауэрман заказал гамбургер, а я хрипло выдавил: «И мне тоже».

Несколько минут мы потратили на то, чтобы рассказать, что произошло за последнее время. Я сообщил Бауэрману о своей поездке вокруг света. Кобе, Иордания, храм Ники. Бауэрману было особенно интересно услышать о том, как я провел время в Италии, которую он, несмотря на то, что он там был на волосок от смерти, вспоминал с теплым чувством.

Наконец он перешел к делу. «Эти японские кроссовки, – сказал он, – они довольно хороши. Как насчет того, чтобы ввести меня в сделку?» Я взглянул на него. Ввести? В сделку? Мне потребовалось некоторое время, чтобы переварить и понять, о чем он говорил. Он не только хотел купить дюжину кроссовок «Тайгер» для своей команды, он хотел стать моим партнером? Даже если бы ветер донес до меня глас Божий и Господь воспросил, может ли Он стать моим партнером, я бы так сильно не удивился. Я запнулся, а потом, заикаясь, ответил, что согласен.

Я протянул руку. А затем убрал ее. «Какое партнерство имеете вы в виду?» – спросил я.

Я дерзко осмелился вести переговоры с Богом. Я поразился собственной выдержке. Бауэрман тоже. Он выглядел смущенным. «Пятьдесят на пятьдесят», – предложил он.

«Ну, тогда вам придется внести половину требуемых денег».

«Разумеется».

«Я полагаю, первый заказ будет на тысячу долларов. Ваша половина – пятьсот».

«Я готов на это».

Когда официантка принесла нам чек за два гамбургера, мы оплатили его также пополам. Пятьдесят на пятьдесят.

Помню, что произошло это на следующий день, а может, спустя несколько дней или недель, хотя то, что указано в документах, противоречит моей памяти. Письма, дневники, ежедневники с записью намечаемых деловых встреч – все это убедительно свидетельствует о том, что такая встреча состоялась значительно позже. Но я помню то, что помню, и должна быть причина тому, почему я помню об этом именно так. И сейчас вижу, как покидая ресторан, Бауэрман надевает свою бейсболку, как подтягивает свой ковбойский галстук, и слышу, как он обращается ко мне: «Я хочу, чтобы ты встретился с моим юристом, Джоном Джакуа. Он поможет нам изложить все на бумаге».

Как бы там ни было – днями позже, неделями позже или годами, – встреча прошла таким вот образом.

Я подъехал к каменной крепости Бауэрмана и в который раз восхитился окружающей обстановкой. Уединенной. Мало кто смог пойти на то, чтобы поселиться там. Надо было проехать по Кобург-роуд до Маккензи-драйв, затем найти съезд на грунтовку, извилистую проселочную дорогу, которая через пару миль углублялась в лес. В конце концов вы попадали на широкую поляну с розанами, отдельно стоящими деревьями и симпатичным усадебным домом, небольшим, с каменным фасадом. Бауэрман построил его своими голыми руками. Ставя свой «Валиант» на парковочное место, я задавался вопросом, каким образом, ради всего святого, удалось ему выдюжить такой непосильный труд в одиночку. Тот, кто передвигает горы, сначала убирает маленькие камешки.

Дом опоясывала широкая деревянная веранда, на которой расположились несколько шезлонгов, – все это также было сделано им. С веранды открывался захватывающий вид на реку Маккензи, и меня не пришлось бы долго убеждать, чтобы я поверил, будто и реку одел в берега тот же Бауэрман.

Теперь я увидел Бауэрмана, вышедшего на крыльцо. Прищурившись, он спустился по ступенькам и направился к моей машине. Не помню, о каких пустяках мы говорили, пока он усаживался на сиденье. Я ударил по газам, и мы направились к дому его юриста.

Помимо того что Джакуа был юристом и лучшим другом Бауэрмана, он еще был и его соседом. Он владел земельным участком в полторы тысячи акров у подножья горы Бауэрмана, лучшими пойменными землями на берегах Маккензи. Ведя машину, я задавался вопросом и не мог себе представить, как можно ждать чего-то хорошего от предстоящего знакомства. С Бауэрманом я хорошо ладил, это точно, и мы заключили сделку друг с другом, но юристы всегда все портили. Юристы специализируются на том, чтобы все портить, заваривая кашу. А юристы из числа лучших друзей?..

Бауэрман тем временем не делал ничего, чтобы успокоить меня. Он сидел вытянувшись, будто аршин проглотил, и любовался видами из окна.

Продолжая ехать в этой обстановке оглушающего молчания, я не сводил глаз с дороги, размышляя об эксцентричной личности Бауэрмана, которая оставляла отпечаток на всем, чем он занимался. Он всегда шел против ветра. Всегда. Например, он был первым университетским тренером в Америке, сделавшим упор на отдыхе, придавая такое большое значение восстановлению сил, как и самой работе. Но когда он тебя понуждал что-то делать, то, парень, передышки