В те стародавние времена катафалки служили для той же цели, для которой они служат и сейчас. Они предназначены для перевозки гроба с мертвым телом из пункта А в пункт Б (при условии, что вы действительно хотите переместить гроб из пункта А в пункт Б; но если хорошенько попросить, его могут перевезти и из пункта А в пункт Я). Разница в том, что нынешние катафалки — это сверкающие глянцем черные автомобили, которые во времена Эдди Диккенса еще не были изобретены. По этой причине тогдашние катафалки представляли собой экипажи, запряженные парой черных лошадей с плюмажами из черных перьев. Кучеру катафалка тоже было положено одеваться во все черное.
Лошади выглядели норовистыми и очень возбужденными: они беспокойно пофыркивали, перебирали копытами и смотрели на мир выпученными от испуга глазами. Их бока лоснились от пота.
Безумный Дядя Джек уже скрипел по гравию подошвами своих башмаков. Эдди едва поспевал за ним.
— Что случилось? — недоумевал он. — Кто… кто умер?
— Твои родители преспокойно спят наверху, а Безумная Тетя Мод благополучно почивает в брюхе у Марджори, — заверил мальчика Безумный Дядя Джек.
Вы не знаете, кто такая Марджори? Так звали стоявшую в саду Беспросветного Тупика громадную карнавальную корову из фанеры, внутри которой жила двоюродная бабушка Эдди. Если вам не понятно, почему она там жила, пусть это вас не беспокоит. Незнание всех предшествующих обстоятельств не помешает вам получить удовольствие от книжки.
— Я проснулся от ржания испуганных лошадей, — пояснил Безумный Дядя Джек, — и вот что предстало перед моими глазами — застекленный катафалк без кучера.
— И вы разбудили меня специально для того, чтобы показать мне эту штуковину? — спросил Эдди, нервно поеживаясь. Если эти лошади сдвинутся с места, гроб упадет с катафалка и, неровен час, откроется. И как знать, что или кто вывалится из него на землю?
— Да, мой мальчик. Я не хочу, чтобы твоя двоюродная бабушка увидела эту невеселую картину. Она чувствительная натура. И твоим родителям нужно хорошенько выспаться перед трудным грядущим днем. Я уверен, что ты, с твоим богатым опытом управления лошадьми, без особого труда отгонишь катафалк куда-нибудь подальше — с глаз долой.
— Но я никогда в жизни не управлял лошадьми, — терпеливо пояснил Эдди Диккенс. Если живешь с Безумным Дядей Джеком и Безумной Тетей Мод, приходится сдерживать себя и учиться терпению.
— Значит, ты лгал мне все эти годы, Эдмунд? — сурово проговорил двоюродный дедушка. — В следующий раз ты скажешь, что никогда не сражался вместе с полковником Марли при Обрыве святого Геобада.
— Я думаю, вы меня с кем-то путаете, — предположил Эдди. — Мне только тринадцать лет. Почти.
Безумный Дядя Джек нахмурился:
— Ты хочешь сказать, что никогда не управлял лошадьми?
Эдди покачал головой.
— И никогда не сражался вместе с полковником Марли при Обрыве святого Геобада?
— Нет, сэр, — ответил Эдди. — Я вообще в первый раз слышу об этом Обрыве святого Геобада.
— Я тоже, — сказал Безумный Дядя Джек. — Так что нет смысла углубляться в обсуждение этого вопроса.
— Возможно, это был не обрыв, а водопад? — высказал предположение Эдди.
— На мой вкус, имя святого Геобада звучит довольно нелепо применительно к водопаду, мой мальчик. Скажу больше — абсурдно! Признаться, меня одолевают сомнения, не идет ли речь о церкви святого Геобада?
— О церкви над обрывом? — в свою очередь усомнился Эдди. — С какой стати полковнику Марли взбрело бы в голову дать сражение возле церкви над обрывом?
— Хороший вопрос! — воскликнул двоюродный дедушка Эдди. — Поздравляю! Но, может быть, имеется в виду не сражение над обрывом, а прорыв в сражении?
Но тут одна из запряженных в катафалк лошадей фыркнула и заржала, у нее из ноздрей повалил пар. Она вовремя дала о себе знать, потому что Безумный Дядя Джек и его внучатый племянник настолько увлеклись обсуждением деяний славного полковника Марли, что едва не забыли о катафалке.
— Как бы то ни было, раз уж ты здесь, мой мальчик, — сказал Безумный Дядя Джек, — я бы хотел, чтобы ты придержал лошадей, пока я буду заталкивать гроб в катафалк: он того и гляди свалится, и тогда с ним греха не оберешься.
Эдди предпочел бы, чтобы лошадьми занялся его двоюродный дедушка, а он сам — гробом, норовившим соскользнуть с задней кромки катафалка. Он знал из прочитанных книг — таких, как «Затоптанный лошадьми» и «Конь-Огонь», — что возбужденные лошади запросто могут лягнуть незнакомого человека, который ни с того ни с сего берется их успокаивать. Но, по правде сказать, Безумный Дядя Джек был намного сильнее его. И ему действительно было бы легче затолкнуть гроб на место. Так что мальчик не стал спорить.
— Хорошие лошадки… милые, послушные лошадки, — проговорил Эдди тем тоном, каким некоторые люди говорят, склоняясь над колыбелью младенца: «Ну разве у него не мамины глазки?» (От себя замечу, что если бы у младенца действительно были мамины глазки, то его мама завопила бы во все горло и вызвала бы детского психопатолога, полицию и «скорую помощь» в надежде заполучить свои глаза обратно.)
Эдди сделал шаг вперед. Гравий под его подошвами заскрипел. Обе лошади уставились на него своими выпученными глазами. Они напомнили Эдди стеклянные глаза чучела горностая Малькольма, любимца Безумной Тети Мод.
Мальчик сделал еще один шаг вперед. Скрип-скрип.
Глаза лошадей расширились еще сильнее; они стали бы еще более безумными, если бы это было возможно. Тут уже не Малькольм… Теперь их глаза напоминали Эдди глаза самой Безумной Тети Мод.
Скрип.
Одна из лошадей заржала.
Эдди пошарил в карманах брюк. В одном из них оказалась морковка, в другом — горстка кускового сахара. «Но это очевидная авторская подтасовка, — скажете вы. — Рояль в кустах, да и только». Действительно, велика ли вероятность того, что у вас в кармане окажется морковка и сахар, когда вам понадобится наладить отношения с парой испуганных лошадей, запряженных в катафалк? Однако в случае с Эдди она была почти стопроцентной!
Дело в том, что кусковой сахар казался маме Эдди — миссис Диккенс (или «этой милой миссис Диккенс», как говорили о ней друзья) — одним из самых впечатляющих достижений современной науки и техники, хотя он был введен в обращение где-то около 1790 года. Для нее кусковой сахар оставался одним из многочисленных чудес цивилизации — таких, например, как газовое освещение. Больше никаких свечей и канделябров! Просто поворачиваешь кран, зажигаешь газ, и — ура! — вспыхивает свет!!! (Утыкаешься в кран своей высокой шляпой, не зажигаешь газ, и — после «Шшшшшшш-шшшшшшшшшшш…» — рано или поздно раздается взрыв.) Сахар-рафинад в красивых, почти совершенных по форме кубиках. Как его делают? Бог его знает. Почему его делают? Потому что могут! Это